Преступники. Факел сатаны
Шрифт:
Чтобы подойти к клинике, ему пришлось пересечь сад, в котором, помимо фруктовых деревьев, росли кусты черной и красной смородины, крыжовника, малины, протянулись грядки с клубникой. И он позавидовал группе людей, собиравших в лукошки ягоды.
«Эх, сейчас бы отправить в рот горсть малины! Прямо с куста — красота!“
Эта мысль увела Игоря Андреевича в детство. Малинник у них дома был знатный. Когда поспевала ягода, мать заставляла его дежурить в саду — проказники–воробьи устраивали набеги целыми стаями, принося ощутимый
Он, видимо, невольно сбавил шаг, потому что услышал приятный женский голос:
— Угощайтесь, товарищ следователь. Этого добра нынче много.
Голос принадлежал симпатичной женщине в эффектном светлом костюме.
— Спасибо, — ответил Чикуров, несколько смутившись, затем спросил: — Как лучше пройти к клинике?
— Я провожу, — ответила женщина.
Чикурова удивило, откуда она знает, что он следователь. Впрочем, в таком небольшом поселке остаться инкогнито трудно. И потом — форменная одежда.
— Вы здесь лечитесь? — спросил он у добровольной провожатой.
— Работаю. Главной медсестрой.
— Орлова? Аза Даниловна? — уточнил следователь, отмечая про себя, что внешность у бывшей жены Рогожина действительно яркая. Такая может увлечь…
— Я, — кивнула Орлова.
— Трудиться в саду тоже входит в обязанности главной медсестры? — продолжал следователь.
— Добровольно–принудительно, — усмехнулась Орлова. — Но нам помогают больные. Причем с большим удовольствием. Делать–то им нечего. Да и все, что они собирают, идет на их же стол.
— Трудотерапия, — вспомнил Чикуров баулинские принципы лечения.
— Конечно… Движение вообще полезно. Особенно гуляние во время цветения деревьев. Они выделяют целебные фитонциды. — Орлова протянула следователю туесок с клубникой. — Попробуйте все–таки.
Отказываться теперь было бы неприлично. Игорь Андреевич выбрал несколько ягод и съел.
«Немного водянистые. От последних дождей“, — подумал он и задал очередной вопрос:
— Аза Даниловна, вы случайно не занимаетесь перепиской с больными?
— Иногда.
Они подошли к пятиэтажному зданию. Несколько больных играли во дворе в бадминтон. Тут же стояли столы для настольного тенниса. Белые шарики звучно щелкали об их деревянные поверхности.
— У меня будет к вам несколько вопросов, — сказал Чикуров, пропуская в дверях главную медсестру вперед.
Игоря Андреевича, как в свое время и Дагурову, удивила обстановка в клинике, которой мог позавидовать и столичный институт.
В комнате Орловой было уютно. На столе цветы в красивой вазе. Они сели в кресла.
— Аза, Даниловна, не припомните некую Овсянникову? — спросил Игорь Андреевич, протягивая ей письмо из Киренска.
Орлова пробежала глазами первые строки и рассмеялась:
— Да об этом случае вся клиника знает! И смех и грех!
— А в чем дело? — спросил
— Посудите сами, — стала объяснять она, — подняла такую бучу! Написала в «Правду“, еще куда–то… А дело в том, что она сама чокнутая… Надо же было додуматься до такой глупости! Кто–то дал ей вырезку из статьи Евгения Тимуровича, где он писал о пользе сыроедения… Понимаете?
— Пока нет.
— Ну, что полезно есть сырые овощи и фрукты, — как ребенку, втолковывала Чикурову главная медсестра. — И другие растительные продукты не следует варить долго, то есть переваривать. Геркулес, гречку… Овсянникова, не разобравшись, решила, что надо кушать один сыр… Понимаете? Сыроедение, подумала она, — это значит питаться только сыром…
— Теперь понял, — сказал с улыбкой следователь. — Ну и что же с ней произошло?
— А вы подумайте, что может быть, если человека лишить витаминов, углеводов, клетчатки, крахмала, сахара и так далее? Как эта Овсянникова вообще не загнулась!
— У Баулина были неприятности из–за ее жалоб в такие высокие инстанции?
— Разобрались, конечно… По–моему, даже дитяти малому ясно, что Евгений Тимурович ни при чем… Есть такие: читают книгу, а видят… — Орлова не договорила присказку. — Я посоветовала Евгению Тимуровичу не отвечать на это письмо. Так он мне выговор сделал. Считает, если человек не понял, ему следует разъяснить. Вежливо, культурно… Написал письмо Овсянниковой да еще в придачу свою новую книгу послал. С надписью.
«Так, с этим разобрались“, — подумал Чикуров. И спросил:
— Теперь о Гаджиеве. Вам эта фамилия ничего не говорит?
— Гаджиев, Гаджиев… — задумалась главная медсестра. — Откуда он?
— Не знаю. Может быть, посмотрите по вашим документам, не лежал ли в клинике?
— Лично я не помню… Минуточку.
Орлова позвонила какой–то Вале. Через минуты три та сказала, что Меджид Гаджиевич Гаджиев лежал у них в прошлом году. Проживает в Дагестане.
По просьбе следователя из архива была извлечена его история болезни. По книге входящей и исходящей корреспонденции Чикуров установил, что пациент с Северного Кавказа писем в клинику не присылал. На всякий случай Игорь Андреевич изъял историю болезни Гаджиева и попрощался с Орловой. По плану следующим у него был разговор с Шовкоплясом.
Березкинская участковая больница находилась поблизости, чуть ли не на одной улице. Но какой контраст с клиникой! Скромное двухэтажное здание, обыкновенная больничная обстановка.
Геннадий Савельевич Шовкопляс был коренаст, с упрямой линией рта и крутым подбородком; взгляд у него был внимательный, изучающий. Возможно, от привычки определять недуг больных, которых он на своем веку повидал немало. Кисти рук жилистые, с редкими веснушками.
Чикуров представился и прежде всего поинтересовался состоянием Баулина.