Преступники. Факел сатаны
Шрифт:
Плодовых деревьев было мало. Среди них стоял пяток ульев.
Игорь Андреевич поискал на заборе кнопку звонка. Не найдя ее, зашел во двор. Чикурова увидели сразу. С крыльца сошла пожилая женщина в легком домашнем халатике и шлепанцах на босу ногу. Она была маленькая, кругленькая, с приветливыми глазами.
— Извините, — сказал следователь, — Сергей Федорович дома?
— Проходите, — пригласила женщина Чикурова в дом. — Он у себя в мастерской.
Игоря Андреевича несколько удивило, почему его не спросили, кто он и по какому делу. Женщина провела его через веранду и открыла дверь в небольшую комнату. Крупный мужчина в галифе, майке–сетке с короткими рукавами
Негромко жужжал мотор, пахло свежеструганым деревом и лаком.
— Сережа, к тебе, — сказала женщина.
Ганжа обернулся. Черты лица у него были крупные, резкие. Он остановил станок, зачем–то обтер могучую пятерню о брюки и протянул следователю.
— Ганжа.
— Чикуров, следователь.
— Это который из прокуратуры республики? — Голос у генерала был глуховатый.
— Он самый. Хотелось бы поговорить с вами.
Через несколько минут они сидели в плетеных креслах под сенью раскидистой яблони. Ганжа надел поверх майки белую, тщательно выглаженную рубашку.
— Возвращаюсь я вчера из Ессентуков, а меня как обухом по голове! — рассказывал отставной генерал. — Даже не поверил… Это же надо! Чтобы у нас в Березках пальнули в человека… И в кого? В Евгения Тимуровича!.. Кто же это, Игорь Андреевич?
— Увы, пока не знаем, — признался следователь.
Ганжа покачал головой.
— Поверите, всю ночь не спал. Выходит, в Березках–то наших не все тихо да гладко. И я, видимо, как зампредисполкома тоже чего–то недоглядел… Вот сегодня с утра встал за токарный станок. Нервы успокаивает. Я ж потомственный краснодеревщик. С мебельной фабрики и ушел воевать. После войны остался в армии. А потом судьба приговорила меня к разным кабинетам. Хотя в душе я краснодеревщик. — Ганжа увидел жену, которая несла им чайник и чашки. — Как моя Таисия Никаноровна прирожденный агроном. Вся эта красота, — он обвел рукой сад, — ее рук дело.
— Расхвастался, — пожурила его хозяйка.
— Я правду говорю, — сказал Ганжа. — Лимоны выращивает, мандарины. На окне.
Таисия Никаноровна расставила чашки на столике и ушла в дом. А хозяин продолжал:
— Тоже ведь война распорядилась ее биографией. — Он улыбнулся чему–то своему. — Знаете, как мы с ней познакомились? В сорок втором, когда я попал в медсанбат: осколком царапнуло… Восемнадцатый год ей шел. Пигалица, а на груди медаль «За отвагу»!.. Знаете, Тася ведь три заявления подала, прежде чем уйти ей в армию медсестрой. — Он снова улыбнулся. — Взяли, а амуницию подобрать не могут. Нет такого размера! Специально сшили сапожки тридцать четвертого размера, ну и форму соответственно… Солдатики шутили: «Тебя, дивчина, можно в кармане носить…» Не тут–то было. Сама Тася скольких вынесла на себе с поля боя! Рослых, здоровых! Больше трехсот человек спасла… Ее наградили даже медалью Флоренс Найтингейл. Очень редкая награда. Международный Красный Крест присуждает. За особую самоотверженность.
Завидев возвращавшуюся жену, Ганжа замолчал. На этот раз хозяйка принесла вазочку с медом, печенье. Укоризненно глянув на мужа, она пожелала Чикурову приятного аппетита и удалилась.
Сергей Федорович разлил чай по чашкам.
— Рекомендую мед. Свой.
И, не дожидаясь согласия гостя, Ганжа налил ему в розетку золотисто–янтарной сласти.
— Спасибо, — поблагодарил Игорь Андреевич, отгоняя от розетки пчелу.
— Ишь, учуяли, — усмехнулся хозяин. — Так о чем я говорю… Многие у нас занимаются не своим делом… Мы, старики, статья особая. Время нас кидало то в одну, то в другую сторону. А те, кто нынче выбирает дорогу в жизни? Вот кому надо помочь правильно определиться, найти свое призвание… Сегодня показывали по телевизору: ученики одной сельской школы решили всем классом идти на совхозную ферму! Не дело это, я считаю, не дело, — покачал головой Ганжа. — А может, среди этих девчонок есть вторая Любовь Орлова? Или в какого–нибудь паренька от рождения заложен талант Королева — Главного конструктора космических кораблей?.. И пропадут эти таланты на ферме! Как это можно — всем классом на ферму, на завод? С таким же успехом можно сказать: подадимся всем классом в театральный институт, а еще лучше — в Академию наук…
— По–моему, — заметил Игорь Андреевич, — реформа школы и направлена на то, чтобы дать возможность самим школьникам разобраться, к чему душа лежит.
— Будем надеяться… Ранняя профориентация — это хорошо. Я свою первую табуреточку сколотил пацаненком. — Он показал рукой на метр от земли. — Сейчас хорошим бы мастером был. И сердечко не болело бы…
— От этого в Ессентуках лечились? — поинтересовался Чикуров.
— Язва желудка…
— А разве в вашей экспериментальной клинике не лечат?
Хозяин отхлебнул чай, помолчал.
— Предлагал мне Евгений Тимурович лечь к нему. Но предупредил, что придется поголодать… Эх, Игорь Андреевич, знаете, сколько я в своей жизни голода насмотрелся!.. Помню, когда наши отступали в сорок первом, жгли хлеба, чтобы немцам не достался… Так мы собирали горелые зерна и ели. Да и когда здесь партизанили, то, бывало, по нескольку дней голодали. Картофельные очистки считались за деликатес, кору деревьев варили. — Лицо Ганжи посуровело. — А Ленинград? Там у меня родственники были. Все в блокаду… — Он махнул рукой крест–накрест. — Пули не боюсь, бомбы никакой, а голод… Нет, не могу…
— Подлечили в Ессентуках?
— Вроде лучше. Я там и раньше бывал, правда, лет двадцать назад. Ну и город — не узнать! Разросся, похорошел, а вот порядки…
— В каком смысле? — не понял Чикуров.
— Даже за минеральной водой — Ессентуки номер четыре и семнадцать — очередь! Лечебную ванну получить — тоже надо отстоять бог знает сколько времени. Правда, за трояк — пожалуйста, вне очереди! В общем, куда ни сунешься… Настроение только портится. Разве это лечение? Помыться и то проблема. Простой воды не хватает.
— Да, мне говорил один приятель, — подтвердил Чикуров. — И обслуживающего персонала нехватка.
— Оно и понятно, — усмехнулся Ганжа. — Каждый день по радио объявляют: требуются нянечки, санитарки, даже официантки. А прогуляешься по городу — прямо на улицах и во дворах здоровые молодые девахи торгуют пуховыми платками, вязаными шапочками и прочим. А милиция — хоть бы хны. — Он вдруг спохватился: — Наверное, думаете, разворчался старый брюзга! Это ему не так, то не этак…
— Не думаю, Сергей Федорович, — сказал Чикуров. — Конечно, и в милиции встречаются разные люди. И равнодушных хватает. Все зависит от человека.
— Вот–вот! — подхватил Ганжа. — Каждый должен быть на своем месте! Уважать свое дело! Взять, к примеру, грязелечебницу в тех же Ессентуках. Чистота, порядок, тебя встречают с душой… Возглавляет ее человек, который любит то, чем занимается. Понимаете, любит! Я не удержался, зашел к нему, поблагодарил от всего сердца. Потому что он думает о больных и старается, чтобы каждая мелочь помогала им выздоравливать. Ведь врач, как я понимаю, — это не только выслушать легкие, сердце и выписать рецепт… Ну как тут не вспомнить Баулина! Доктор, целитель! Впрочем, у него было с кого брать пример — со своего учителя Троянова. Замечательный человек!