Преступный человек (сборник)
Шрифт:
По отношению к убийствам Корр отмечает возбуждение умов, расположенных к преступлению, печатью. На один случай, где это влияние очевидно и неопровержимо, как в деле Обертена, приходится тысяча случаев, прошедших незамеченными; далее Корр объясняет подражанием увеличение количества рецидивистов и возрастающее число преступников-юношей.
«В том возрасте, – говорит он, – когда нет еще опытности и мозг легче всего воспринимает и сохраняет получаемые им впечатления, стремление к подражанию достигает высшей степени и играет самую выдающуюся роль в совершении преступления». Значение подражания изучено весьма тщательно
Глава 5. Преступники в тюрьмах
I
Тюремная бюрократия, отличающаяся если не слепотой, то всегда близорукостью, считает обитателей тюрем, а в особенности одиночных камер, за настоящие человеческие обрубки, без рук, без ног, без голоса; а между тем в числе этих несчастных есть люди, одаренные более тонкими чувствами, чем можно бы предположить. Их деятельность, их голос и даже самые затаенные помыслы выступают повсюду: на стенах, на кроватях, на посуде для питья, на их коже и даже на влажном песке, который они топчут во время своих прогулок.
Чувства их выражены чаще всего на книгах, которыми их снабжают слишком скупо благотворители, полные благих намерений.
Я собираю рукописи преступников, в которых нельзя, конечно, подозревать притворство, столь часто встречающееся в официальных беседах. Изучая преступников в течение 20 лет, я тем не менее никогда не подозревал тех ужасов, которые открыл в этих рукописях!
Судите по этим отрывкам, взятым наугад:
«Горе тому, кому приходится изведать одиночное заключение; лучше умереть. Необходимо употребить все усилия для побега, так как лучше жить в лесу дикарем или в пустыне».
«Когда тебя будет допрашивать судебный следователь, притворись сумасшедшим; тогда тебя отошлют в сумасшедший дом, откуда ты сбежишь. Что касается меня, то я благодарю Господа Бога! Я счастливее св. Петра! За мной услуживают, как за принцем. Вот так пир! Здесь живется лучше, чем в деревне».
На книге под заглавием «Жизнь Леонардо да Винчи» надписано:
«Леонардо был столь же несчастлив в любви, как и я; но он сделался великим живописцем, а я сделался известным вором. Я приобрел большую известность, заставил занести свое имя и приметы в тюрьмах, по крайней мере, сорок раз, а между тем и я любил во дни моей юности».
«Как я несчастен! Я невиновен, а меня держат здесь за то, что я убил человека (sic!), в то время как на свете людей даже слишком много».
«Дурак тот, кто умирает за отечество!»
Интересна насмешка над тюрьмой в ответе другого заключенного:
«Прощай, Гектор! Ахилл тебе кланяется. Кто беден, тот расплачивается за всех. Одиночное заключение есть утонченное варварство в полном расцвете XIX века».
«То, что говорит этот заключенный, – неверно. Напротив, с нами обращаются слишком хорошо; слишком заботятся о заключенных. Он хотел бы, чтобы его пустили гулять на дворцовой площади, или позволили играть в карты и на бильярде, или, еще лучше, отправиться к госпоже Гостальде.
О, безумный! В таком случае тебе не следовало попасть в эти стены».
Друг разума и правосудия!
«О, уложение! Как тяжело ты караешь мошенничество, тогда как правительство со своими лотереями само мошенничает. Меня осудили на 10 лет за покушение на убийство женщины, которую я считал порядочной, но она таковой не оказалась, и я из-за нее просидел в тюрьме шесть месяцев. Выйдя из тюрьмы, я поклялся убить ее и нанес ей два удара ножом. Эта презренная еще жива, и я об этом сожалею».
«Как только тебя выпустят, отправляйся в Марсель, на улицу… № 9 и потом вместе с Б. отправимся в Нью-Йорк; работая там сообща, с энергией, мы составим себе состояние».
«Красавица моя больше меня не навещает! Когда я выйду, я ее поцелую зубами».
«Хотя мне всего 15 лет, но описание моей жизни и моих странствований составило бы целый том. Я начал с 9 лет. В первый раз я был осужден на 1 месяц; во второй раз на две недели, а в третий – на год!»
Нечто вроде завещания, написанного одним заключенным, известным вором, пытавшимся повеситься; его спасли:
«Я всегда воровал и буду воровать всегда, потому что так уже мне на роду написано. Бумага, на которой я пишу, украдена. Чернильница и перо – также; даже веревка, на которой я собираюсь повеситься, и та украдена. Я более несчастен, чем испорчен. Я имею несчастье не владеть собой и подпадать под влияние других; я одинаково способен на хорошее и на дурное, смотря по тому, что мне внушат. Ах! Почему Бог посылает мне постоянно людей, склоняющих меня на зло. Совершивши новый проступок, которого я клялся не совершать, я сделал это не по моей воле, а вследствие внушения негодяя, который воровал вместе со мной, а впоследствии, ради собственной выгоды, донес на меня полиции; убежденный, что я не имею силы противиться пороку, который побуждает меня желать и присваивать чужое добро; будучи клятвопреступником; зная, что мне предстоит явиться на суд присяжных и замарать в грязи имя, которое мой отец носил с гордостью, я почувствовал отвращение к жизни; и вследствие всех этих соображений, а также по другим причинам, я решился умереть 26 мая, так как это – годовщина моего первого ареста».
«Вот уже четвертый раз я являюсь сюда, всякий раз невинный и чистый, как грязная вода. На этот раз меня поймали с отмычкой. Эх, бедные воры! Их следовало бы отправлять в “Таверну Мавра”, а не в новую тюрьму. Прощайте, друзья мои!»
«Эти люди смеются, а я напрасно вздыхаю о моей свободе. Я невинен, а они не верят этому. Как это милосердный Бог не накажет их.
Справедлива, видно, пословица “Кто сеет добро – пожинает зло, а кто сеет зло, пожинает добро”. Это жестоко – быть невинным и страдать в одиночном заточении. Разве вы не понимаете, ослиные головы, что я невиновен. Уж не хотите ли вы, чтобы я околел?»
«Почему мне никогда не удаются кражи? Я всегда сижу за воровство в этой позорной тюрьме. Бедный, несчастный Кажо!»
«Здесь покоятся бренные останки бедного Тюбана, который, соскучившись воровать в этом мире, отправился совершать кражи в другой мир. Весьма довольные родители пусть помянут меня!»
«Весьма вам преданный Тальбо, предводитель шайки. Я был всегда порядочным человеком и пробыл уже 20 лет на каторге. Я снова в тюрьме, и на этот раз меня присудят к пожизненной каторжной работе. И все это за добро, которое я оказывал ближним. Я убил всего шесть человек; я их удалил из этого мира, так как они слишком много страдали. Я ограбил жилища многих крестьян и затем сжег их. Все ради куска хлеба».