Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Хасбулатов Руслан Имранович

Дело в том, что Советы фактически никогда не были властными органами (если не иметь в виду очень короткий промежуток време­ ни—с Февральской революции по октябрь 1917 года, когда Сове­ты реально обладали в полном объеме муниципальными полномо­чиями). Но сами Советы — это отнюдь не какой-то эвфемизм, не выдумка большевиков, они существовали в России на протяжении веков, в том числе и в форме уездной, волостной, земской органи­зации самоуправления населения. Советы идут от народа, с ними связаны его традиции, поэтому уходить от Советов невозможно, если не стремиться к прямой узурпации власти у народа. Советы связаны и с традициями Волго-Вятской республики, новгородского

вече, казачьего самоуправления. Понятие «совет», «советы» существует и в мировой практике — они действуют во многих европей­ских странах.

Попытка их уничтожить связана с тем, что ныне властвующая бюрократия — весьма родственна недавней партийной бюрокра­тии, а она не привык к контролю со стороны Советов. «Советы» ме­шают ныне быстро набирающей силы новой бюрократии. И даже не Советы мешают, а «мешает» народ, действующий через свои муни­ципальные органы самоуправления — Советы. У Советов — четкий представительный характер. Следовательно, полагает бюрократия, надо лишить народ возможности влиять на ее деятельность через эти муниципальные органы самоуправления.

Представительные органы власти у нас — Советы, в других странах — коммуны. Если не нравится слово «Советы», его мож­но заменить тогда на более подходящее, например — «коммуны». Они, как известно, широко распространены в Западной Европе, в том числе в Скандинавии. Устраивает ли такая замена наших оп­понентов? Отмечу и следующее обстоятельство — после исчезно­вения партийных комитетов, которые действительно воплощали всевластие, нам надо коренным образом пересмотреть взгляд на Советы. В частности, способствовать их эволюции в направлении муниципализации. Этот процесс нами, в Верховном Совете, «запу­щен» давно, но следует его энергично завершать. В том числе через изучение опыта деятельности коммун у ваших соседей, в частности Финляндии...

Вице-президент

«Фактор Руцкого» сыграл значительную роль в окон­чательном принятии Ельциным решения относительно ука­за № 1400 и последовавшем расстреле, хотя можно, видимо, говорить скорее о поводе, чем о причине. Вице-президент, несомненно, вызывал раздражение и у президента, и у его ближайших соратников своей неадекватностью поведения и высказываний. Я не ставлю своей задачей давать какие-либо характеристики, но без освещения той части его дея­тельности, которая роковым образом повлияла на судьбу Законодателя (и не только), невозможно обойтись. В книге «Великая российская трагедия» я как-то попытался «уйти» от этого вопроса, и напрасно — слишком чрезмерной была его негативная роль.

Прежде всего, хотелось бы опровергнуть утвердившееся мнение, что меня связывали некие дружеские отношения с Руцким. Отношения никогда не выходили за рамки самых обычных отношений, которые существуют между высокими должностными лицами. Ни чрезмерных симпатий, ни чрез­мерных антипатий. Я как-то довольно резко высказался в одном интервью, сказав, что когда парламент критикует высшую исполнительную власть — это норма; но когда ви­це-президент публично критикует высшую исполнительную власть — это нонсенс. Оказывается, вице-президент обидел­ся. Даже попытался при какой-то встрече «объясниться», стал говорить о том, что «вокруг президента творится что-то плохое» и т.д. Я с удивлением слушал его, не понимая, потом сказал что-то довольно резкое, посоветовал не ссориться с президентом, если он хочет быть вице-президентом...

Его крайне негативное воздействие на Верховный Совет, в том числе наши взаимоотношения с Кремлем, начались с одного знаменательного явления обостряющейся

проблемы коррупции. Конечно, я получал огромный объем информа­ции относительно коррупции, и прежде всего, на верхних этажах исполнительной власти. Депутаты также имели оп­ределенную информацию, пресса ежедневно писала о такого рода фактах. Страну захлестывал вал экономических престу­плений, связанных с приватизацией и чрезмерно «вольной» деятельностью министров. Я предложил ввести институт специального прокурора по расследованию преступлений должностных лиц. Такой прокурор был утвержден Верхов­ным Советом, и он начал свою работу. Кстати, тогда было возбуждено уголовное дело в связи с незаконным вывозом золота и алмазов из Гохрана, «дело Козленка», допрашива­лись вице-премьеры Полторанин, Шумейко и др.

Оказалось, аналогичную работу ведет Руцкой. Он стал буквально шантажировать спецпрокурора, вызывал его в свой кабинет требовал от него передачи ему материалов, вел многочасовые беседы. И, в конце концов, стал осаждать коридоры Верховного Совета, добиваясь трибуны для ог­лашения «своих» сведений. Я чувствовал здесь какую-то опасность, советовался с Генеральным прокурором Сте­панковым. Но он меня почему-то успокоил, сказал: «Пусть общественность увидит, что Верховный Совет занимается и этой проблемой». Тем не менее я долго не решался давать трибуну вице-президенту.

Ситуацию переломил Владимир Исаков, смертельный враг Ельцина. Едва началось очередное заседание Верхов­ного Совета, Исаков попросил слова, он заявил примерно следующее: « Наш председатель пытается прикрыть небла­говидные дела в системе исполнительной власти. В частно­сти, более месяца вице-президент Руцкой просит дать ему возможность выступить здесь у нас, на Верховном Совете и обнародовать факты крупнейших мошеннических опера­ций, совершенных, в том числе не без помощи членов пра­вительства». И предложил включить в повестку заседания вопрос с докладом вице-президента Руцкого по проблемам коррупции. В общем-то депутат действовал логично, ему ка­залось странным, почему не дают возможность выступить вице-президенту, — его не в чем упрекнуть. Но я-то знал, что вся кремлевская дворня с остервенением наброситься на меня, обвиняя в «провоцировании Руцкого». Но даже дело не в этом — вопреки заверениям Генерального прокурора, я точно знал, что упреждающая информация Руцкого по кор­рупции нанесет ущерб деятельности спецпрокурора Мака­рова и обесценит ее.

Так оно и произошло. Факты, изложенные Руцким от­носительно экономической преступности, в том числе под прикрытием должностных лиц, были ужасающими... В кон­це доклада Руцкой заявил, что у него есть «еще десяток чемоданов» с фактами... Вот эти слова, относительно «че­моданов Руцкого», были превращены пропагандой Кремля в какой-то фарс, даже артисты со сцены распевали издева­тельские песенки с упоминанием «чемоданов Руцкого». Гора родила мышь. Доклад Руцкого превратился в фарс, миссия спецпрокурора была почти провалена... С тех пор я вообще старался никаким образом не общаться с вице-президентом, избегал его. Но — пришлось...

К лету вокруг Руцкого стали происходить какие-то странные истории. Его имя стали связывать с какими-то незаконными сделками, был поднят большой шум в прессе. И наконец, указом президента он смещается с должности.

Конечно, он сразу же побежал в Верховный Совет, к депута­там. Возмущенные депутаты, вместе с Руцким, приходят ко мне, указывают на нарушение Конституции, необходимость отмены президентского указа. Я дал задание юристам про­работать вопрос, выпроводил депутатов и стал беседовать с Руцким. Собственно, беседы и не было.