Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина
Шрифт:
• меры по обеспечению минимальных социальных гарантий малоимущим слоям населения во всех регионах Федерации;
• тщательная разработка регионального аспекта экономических реформ, согласованного с субъектами Федерации.
• Формирование правительства национального согласия.
Участники «круглого стола» были едины в том, что страна нуждается в выверенном курсе реформ на базе общероссийского согласия. Осуществление такой программы невозможно без формирования ответственного правительства народного доверия и общественного согласия.
Настоятельно необходимо, чтобы это будущее правительство не стремилось делить граждан на «белых», «красных», «черных», «желтых» и так далее. Формирование федерального правительства на началах общенационального согласия
Конечно, формирование правительства национального согласия — задача непростая, но те, кто отвергает эту идею в принципе, сознательно блокируют достижение согласия на общенациональной согласительной идее-консенсусе.
Таким образом страна, уже в июле 1993 года, была близка к достижению национального согласия и мира. И это после всех конфронтационных ударов — после конституционного «совещания», после референдума 25 апреля. Даже правительство Черномырдина вынуждено было участвовать в <круглом столе» и подписывать его документы.
...Кремль испугался лишиться власти. Испугался быстрого сближения позиций правительства и парламента, возможности мирного разрешения противоречий. Судите сами. Я привожу лишь факты, а не только суждения.
Отторжение согласия
Фундаментальный документ, разработанный совместно Верховным Советом, членами правительства и профсоюзами, учеными и специалистами, предпринимателями и экспертами политических партий и движений, появился на свет в июле 1993 года — «Декларация национального экономического согласия». Он закладывал реальную основу для общественного согласия в стране, опирался на опыт стран мира и учитывал рекомендации, изложенные в докладе Генерального секретаря Экономического и социального совета ООН, опубликованном к этому времени в Женеве. Кремль (Ельцин) и Старая площадь (Черномырдин) отвергли этот общенациональный согласительный пакт, возможность мирного, бесконфликтного осуществления реформ, отвергли разумные предложения по корректировке реформ, отказались учитывать мнение не только законодателя, но и всего общества. Возникает вопрос, почему? Почему Ельцин и Черномырдин решили стать на путь углубления конфронтации? В чем был их личный интерес? Кто, какие силы, какие «группы давления» добивались и добились от них нелегкого выбора — объявить себя стоящими над законом, над Конституцией, над обществом, над государством, над волей 147 миллионов российских граждан?..
Обстановка же в стране требовала направить наши объединенные силы на решение сложных социально-экономических проблем. Хотя, как было отмечено выше, общая ситуация стала несколько стабилизироваться к лету 1993 года, она была крайне неустойчивой. Это отмечали и иностранные наблюдатели. «Продают все и ничего не производят. Рынок перенасыщен мясом — крестьяне забивают скот, опасаясь, что зимой его нечем будет кормить» — так характеризует обстановку в Санкт-Петербурге и Ленинградской области «LeMonde» (20 июля 1993). Газета отмечает в Петербурге наличие сильного «долларизированного сектора экономики, в котором пересекаются западные и российские «бизнесмены», обогащающиеся на распродаже по дешевке природных богатств страны». (Там же.) Это — одна из типичных картин того времени.
И никаких комментариев со стороны политических деятелей и прессы, подвергающих сомнению эту нелепость — кто, какие силы готовятся и могут осуществить переворот? Парламент? Ну, не смешно ли? Нет, оказывается, не смешно — любая нелепость, любой вздор, который позволяет себе кремлевский воитель, принимается на веру, тиражируется, распространяется по всему миру, внушается населению страны. Этот вздор подхватывают иностранные информагентства, распространяют ельцинские бредни. Лидеры Запада «встревожены», они выступают в поддержку «демократа» и «реформатора Ельцина, который в «исключительно тяжелых условиях ведет борьбу с силами, которые тянут Россию назад, в тоталитарное прошлое». А Верховный Совет тем временем, когда кремлевский правитель со своей командой вбрасывает одну провокацию за другой в общество, спокойно и деловито принимал один закон за другим, укрепляя базовые принципы нового Российского государства. И эту нашу работу могли наблюдать все, включив свои телевизоры.
Основной политический процесс страны прочно вошел в Парламентский дворец, и никакие ухищрения Кремля не могли его блокировать. Но, похоже, это обстоятельство и вызывало особое бешенство кремлевских обитателей. Отсюда — их смертельная ненависть к парламенту, стремящемуся реализовать свои конституционные права. Отсюда — объявление войны на уничтожение всем, кто осмеливался стать на его пути к абсолютной власти. При этом президент, не задумываясь, использовал самые аморальные инструменты по дискредитации вчерашних союзников и соратников, которые привели его к победе, в том числе в августе 1991 года, когда главной силой подавления вылазки путчистов явился российский Верховный Совет, а не сам Ельцин. Третьяков в своем исследовании ельцинизма укрепил доказательную базу той аргументации, которую я приводил для объяснения мотивов расправы с Законодателем в сентябре — октябре 1993 года в книге «Великая Российская трагедия», в 2-х томах (1994). Одного я избегал давать какие-то личностные характеристики политическим актерам, предпочитая факты и их анализ. Этот подход я считаю необходимым для себя сохранить и в этой работе. Но в то же время рекомендую исследования Виталия Третьякова. (См.: Виталий Третьяков. История власти. Московские новости, № 04, 05, февраль-март 2006.) На мой взгляд, осуществленное Третьяковым политико-психологическое исследование Ельцина как личности, все мировоззрение которого сформировалось в условиях непрерывной борьбы в коридорах бюрократической власти КПСС в провинции, наиболее удачные из всех многочисленных публикаций на эту тему. Третьяков показывает, что Ельцину, который к 60 годам достиг самых высоких постов в иерархии КПСС, были внутренне чужды демократические устремления, он органически ненавидел людей с самостоятельным мышлением, а став президентом России, его сильнейшим мотивом стала идея к абсолютному доминированию. И это было вполне естественным для него — человека, лишенного моральных ограничений, жестокого и эмоционально ущербного. Собственно, это не мой вывод, но мои близкие наблюдения подтверждают эти оценки талантливого публициста-аналитика.
Визит в Европарламент: враждебность
12—14 июля 1993 года я с группой депутатов вылетел с официальным визитом в Страсбург, столицу Европарламента.
В Страсбурге я был в первый раз около двух лет тому назад — осенью 1991 года, вскоре после нашей победы над ГКЧП, тогда я встретил подчеркнутое внимание к своей персоне со стороны и руководства Европарламента, и депутатов. Мне выделили большой кабинет, и я едва успевал принимать делегации по просьбе руководства Европарламента, я тогда выступил с большим докладом. Ныне обстановка была совершенно другая — проще говоря, враждебная.
В значительной степени эта метаморфоза объяснялась активной «деятельностью» наших ельцинистов, депутатов-экстремистов. Они большими группами выезжали и сюда, в Европарламент, и в разные европейские страны, вели самую разнузданную антипарламентскую пропаганду, внушая европейцам такого рода суждения:
• Верховный Совет — не легитимный парламент, он должен быть распущен, поскольку якобы занимается противодействием демократическим реформам.
• Единственный законный орган власти в России — это президент Ельцин, демократ и сторонник реформ.
• Председатель Верховного Совета — «сомкнулся» с коммунистами и прочими антиреформаторами.
Под такими идеями и состоялся 7—8 июля в Люксембурге коллоквиум «Россия — проблемы и перспективы», организованная фракцией Европейской народной партии и группой российских депутатов-ельцинистов. По итогам коллоквиума была принята резолюция, в которой говорилось: «Сомнительно рассматривать нынешний Верховный Совет Российской Федерации как парламенту эффективно отражающий интересы российского общества, а также подходящего партнера для политического диалога с парламентами Европы