Преторианец
Шрифт:
– Скажи, Киклопик, – спросила вдруг Авидия, – а ты видишь сны?
– Всякий видит… – сказал страж, улыбаясь девичей нелогичности.
Авидия вздохнула, ее глаза затуманила поволока воспоминаний.
– Мне сегодня приснился… знаешь кто? Помнишь, я тебе рассказывала… тот человек из Парфии… Только он не парфянин, он из роксоланов…
– Видали мы роксоланов, – проворчал Киклоп, – они кочуют в степях за Данубием… Хорошие воины, никого не боятся. Сарматов больше, а роксоланы их побивают…
– Вот и Сергий такой… – запечалилась Авидия.
Киклоп нахмурился.
– Не понимаю тебя, – нахмурился он. – Ты же сама говорила – Сергий в Риме!
– И что? – не поняла Авидия.
– Найди его и отдайся ему!
– Да ну тебя! – рассердилась Авидия и заалела щеками. – Говоришь всякую ерунду!
– Ничего не ерунду! – убежденно сказал Киклоп. – Ты ведь женщина, значит, тебе нужен мужчина!
– Я девушка!
– Тем более! Тебе уже осьмнадцать зим, а ты все в девах!
– Как тебе не стыдно! – рассердилась Авидия.
– Чего ж тут стыдного? – удивился Киклоп. – Все мы – люди, все мы – человеки! Мария из Магдалы нашла Иисуса, ты нашла Сергия, так чего ж вы порознь?
– Мария Магдалина женой стала Христу! – гневно возразила Авидия. – А Сергий – гладиатор! Как же я… с ним? Ладно, – вздохнула она, угасая, – оставим этот разговор… Пойдем кушать, время уже…
– Может, помолимся сначала? – робко спросил Киклоп.
– И правда…
Красавица и чудовище стали на колени и вознесли молитву Творцу и Вседержителю.
Рано утром по галерее прошелся дневальный, молотком колотя по бронзовой доске и рыкая:
– Па-адъем! Встаем! Жрать подано! Па-адъем!
Сергий нащупал в темноте легионерские штаны-браки, влез в них, натянул через голову короткую тунику, здорово смахивавшую на распашонку, пальцами ног подцепил сандалии.
– Эдуард Тагирович! – пропел он. – Пинка дать, али сами встанете?
– О-ох! – застонал Чанба. – Как я понимаю Спартака!
– Вставай давай, спартаковец, юный боец…
– А умыться?
– Удобства внизу.
Солнце еще не встало, лишь розовоперстая Эос осветляла восток, запаливая костер на полнеба. Но и не сентябрило – воздух был тепел и духовит. По двору шлялось человек двадцать «школьников» всякого разбору – рабов и свободных, преступников, осужденных на долю гладиатора, и глупых юношей, обманутых коварными ланистами, описавшими блеск жизни на арене, но забывшими упомянуть ма-аленькую деталь, – весь этот блеск, как и самая жизнь, – до срока…
– Где, ты говорил, вода, босс? – заоглядывался встрепанный Эдик.
– Опять? Где-то тут… А, вон, где Искандер!
За смутной тенью колоннады темнел проем в латрину, а рядом, стекая по каменному желобу, журчала чистая вода – римляне понастроили великолепных акведуков, а вот кранами обзавестись так и не додумались.
– Доброе утро, секутор! – воскликнул Искандер. – Как жизнь?
– Спасибо, хреново, – ответил Сергей, набирая полные ладони прохладной воды и омывая лицо. – М-м-м!
– Как спалось, ретиарий? – прицепился Искандер к Эдику.
– Кому спалось, – буркнул Чанба, – а кому и ворочалось…
– Е-мое! Что-то вы сегодня ролями поменялись! – заметил Гефестай, выйдя из латрины и подтягивая браки. – Я привык, что это Эдик зубы скалит!
Сергей утерся подолом «распашонки» и сказал:
– Пошли-ка лучше в столовку, пока нас пайки не лишили!
Все четверо приосанились, развернули плечи и направили стопы в триклиний: нас не задевай!
Триклиний ничем особым не отличался от обычной столовки в энской военчасти: длинный зал с потолком как в базилике – средняя часть крыши приподнята на стойках, пропуская свет и выводя смрад. Поперек зала стояли длинные, тяжелые столы – плиты полированного мрамора, обколотого по краям, на каменных тумбах-постаментах. Монументальная мебель. Лавки, слава богу, были деревянные.
– Куда сядем? – поинтересовался Эдик, осматриваясь. Триклиний был полон наполовину, гладиаторы галдели, орали, ругались, выясняли отношения или сидели наособицу, хмурые и скучные. На новичков никто не обращал ровно никакого внимания.
– Вон там вроде свободно, – показал Гефестай.
– Айда!
Четверка подошла к облюбованному столу. За ним уже сидели двое, уминая хлеб с сыром. Пятеро других почему-то стояли, переминаясь и переглядываясь. Враскачку подошел тип уголовной наружности. Подсел к парочке. Сергей устроился напротив и протянул руку за хлебом и сыром.
– Куда?! – заорал «уголовник». – Сначала Ланион [84] пожрет, понял?!
– И кто тут Ланион? – осведомился Лобанов, накладывая сыр на хлеб.
– Это я! – глумливо усмехнулся один из сидевших, здоровый малый с квадратным лицом и тяжелой челюстью. Его короткие, сучковатые пальцы мяли хлеб, сжимаясь в кулаки. Костяшки были сбиты. – А ну встать! – рявкнул Ланион, разом наливаясь кровью.
Сергей откусил от бутерброда и повернулся к Гефестаю, делая вид, будто Ланиона и прочих криминальных элементов не существует в природе. По правилу: как себя поставишь, так и жить будешь.
84
Ланион (лат.) – мясник.
– А ничего, – оценил он завтрак, – сытно!
– Чайку бы ишшо! – вздохнул Эдик, вступая в игру.
– А вон, – поднялся Гефестай, – чего-то в кувшин налито!
Он протянул руку за кувшином, и ее тут же перехватил Ланион. Сын Ярная очень удивился.
– Это еще что за жопа с ручкой? – спросил он.
– Это Ланион, – объяснил Сергей, – самая крутая плесень на здешней помойке!
– А-а… – протянул Гефестай. Ухватившись за большой палец Ланиона, он отжал его, вынуждая хозяина пальца плюхнуться на скамью. – Не протягивай руки, – проговорил сын Ярная назидательно, – а то ноги протянешь! Развели тут «дедовщину»…