Превращение
Шрифт:
Ближе к вечеру на четвертый день наши занятия были прерваны неожиданным выходом в город.
Самым влиятельным в Дерзи было семейство Фонтези, оно уступало только семейству Денискаров, Дому самого Императора. Владения Фонтези включали в себя значительную часть северного Азахстана, а также миллионы гектаров земель завоеванных территорий Сенигара и Трайса. Если у других землевладельцев в Кафарне обычно был только огромный дворец, а все их угодья находились где-нибудь в провинции, Фонтези владели двумя третьими собственно территории Кафарны. Купцы и домовладельцы из
С другой стороны, Юрраны были самым обычным Домом. Они не только не входили в Десятку Императорского Совета, но и даже в Двадцатку крупных титулованных землевладельцев. Юрраны были скорее купцами, чем воинским кланом. Но они не бедствовали. Наоборот. Они занимались торговлей специями и весьма преуспели. Но, поскольку их богатство состояло из золота и специй, а не из земель и лошадей, с ними никто не считался.
После обеда, когда Александр едва не засыпал от скуки, выслушивая нудные речи и вникая в пустячные тяжбы, перед ним предстал барон Келдрик, глава Дома Юрранов. Он протестовал против решения Фонтези сжечь часть города к югу от реки. Это был беднейший район Кафарны, заселенный увечными и больными ветеранами войн, одинокими стариками, вдовами, лишенными средств к существованию, ворами, мошенниками и негодяями всех мастей и даже безумцами. Склады со специями, принадлежащие Юрранам, находились как раз посреди этого района.
Александр, зевая, выслушал речь барона и послал за ответчиком, представителем Дома Фонтези. Его приговор был предрешен. Юрраны не смогли бы конкурировать с таким семейством, как Фонтези, но последние совершили одну ошибку. Их дениссаром на Дар Хегеде оказался зеленый юнец, какой-то сын племянника двоюродного брата.
— Где лорд Пайтор? — Холодно поинтересовался Александр у донельзя смущенного и растерянного мальчишки. — Неужели он считает себя настолько важной персоной, что не является по приглашению принца? Или он думает, что я буду его ждать?
— Н… нет… что вы, ваше высочество. Лорду Пайтору просто пришлось уехать как раз сегодня после обеда, — юнец еще не понимал, когда следует просто помалкивать.
— И что же, к лорду Пайтору нельзя отправить гонца с запиской для него? А все остальные высокие особы вашего Дома тоже заняты сегодня? Не могу поверить, что такой сопляк уполномочен вести дела такого почтенного рода.
— Нет, конечно, нет, ваше высочество… Я хочу сказать, мы подумали, ведь это только Юрраны, а не Им… — Парень прикусил язык. — Эта часть города ничего не стоит, ваше высочество. Грязный район, там полно заразы и всякого сброда. Лорд Пайтор хотел сделать его лучше, чтобы он был достоин летней столицы Дерзи.
— Он собирается улучшить его, спалив дотла?
Юнец решил, что настало время с честью выполнить возложенную на него миссию, он расправил плечи и ударил себя по обтянутой вишневым атласом груди:
— Он собирается возвести там алтарь Атоса, вашего покровителя, ваше высочество.
— Ну, алтарь не займет много места. Что еще он хочет построить там? Скажи правду по-хорошему, не заставляй меня вырывать ее у тебя силой.
— Только дворец, — ответ прозвучал не слишком уверенно. — Небольшой дворец для сына, больше ничего.
— Ладно, — Александр вскочил
Дениссар Фонтези судорожно глотнул и побледнел. Дома будут счастливы узнать, что он выпустил из рук земли клана.
Лорд Келдрик низко поклонился.
— Мой господин, Дом Юрранов со смирением примет любое решение вашего высочества. Такая честь для нас, — его речь звучала почтительно и скорбно. Но я сидел близко к нему и заметил его злорадную усмешку.
Так и получилось, что я собрал письменные принадлежности, взял книгу, и поспешил вслед за Александром по улицам города. Он отправился пешком, отослав своего жеребца обратно на конюшню. Неслыханное дело, чтобы люди, подобные ему, ходили пешком. Интересно, хотел ли он шокировать собравшуюся публику, или просто решил размять ноги после четырехдневного сидения на одном месте?
Прогулка оказалась не простым делом. Перед нами выстроилось десять слуг с факелами, свет которых разгонял вечерний сумрак. Факелы сильно чадили. Пятьдесят стражников и столько же прислужников с запасными плащами и башмаками и еще какие-то помощники суетились вокруг, выстраиваясь по рангу. Наконец мы вышли за ворота.
Горожане останавливались, чтобы разглядеть благородного принца, которого большинство из них никогда не видело. Сначала это были хорошо одетые дамы и дети, затем стали появляться купцы, лавочники и чиновники, оставившие свои дела, чтобы иметь возможность взглянуть на живое воплощение власти. Они махали руками и выкрикивали приветствия, славя Империю. Александр не замечал их. А они и не ждали этого. Они, скорее всего, оскорбились бы и потеряли уважение к нему, если бы он улыбался и махал в ответ. И он мрачно шагал вперед, обращаясь только к Совари, капитану своей личной стражи.
После того, как мы перешли через выгнутый дугой мост через реку Гойян, улицы начали становиться все уже и грязнее. Вид зевак тоже изменился. На нас глядели тощие оборванцы, тихие и забитые. Большеглазые дети пугливо прятались за спины изможденных матерей, старики что-то бормотали, шамкая беззубыми ртами. Один из сопровождающих принца начал было, в попытке заглушить все усиливающееся зловоние, размахивать зажженным пучком душистой травы, но Александр велел ему прекратить и заставил выбросить траву в сточную канаву.
— От этого вонь только сильнее. Ты, наверное, думаешь, что я дама, которая падает в обморок от запаха навоза?
Но на самом деле, такого Александр никогда не обонял и не видел, во всяком случае, с высоты собственного роста, а не с конской спины. Его взгляд, обычно спокойный и пристальный, теперь метался от одной мрачной картины к другой. Он сморщил нос от отвращения, когда увидел троих нищих, которые дрались за поскуливающую лишайную собаку, барахтаясь в канаве, полной нечистот. Он шарахнулся от тощей безумно завывающей старухи, стоящей на коленях посреди жидкой грязи и простирающей руки к прохожим. Он заглядывал в переулки и тупики, где горели костры, а вокруг них копошились одетые в лохмотья мужчины, женщины и дети, которые были слишком слабы от голода и холода, чтобы обратить на него внимание.