Превращение
Шрифт:
— Они с Лео уже почти уехали из города, что было бы весьма правильно. Но мне этого было не нужно.
— И вы пригласили Дэниэла? Действительно, все просто объясняется. А я-то все никак не могла понять, как события ухитряются так ловко складываться.
— Да! — с особым нажимом произнес Эдгар. — Это было несложно. Но Макс каждый раз ухитрялся играть по своим правилам! Этот маскарад! Он ведь знал, что Катрин что-то затевает. Знал о грозящей опасности и снова ничего не сделал! Не знаете, от кого он заразился этой безбашенностью?
— Даже не представляю. А зачем вам понадобилось испытывать Ирину с Антоном?
— Не смешите меня! — раздраженно воскликнул Эдгар. —
Ничего себе мелочи!
— Все произойдет сегодня! — торжественно произнес он.
Я снова хмыкнула. «Сегодня» у меня оказалось слишком длинным. Ничего, скоро у Эдгара появятся другие эмоции. Главная ошибка всех Демиургов в том, что они не допускают вероятность потери контроля над подопечными.
— Этот мальчишка, Смотритель, сам все испортил, — заговорил вампир. — Если бы не он, я бы уже тогда прекратил игру. Но он бежал к ней, вопил какие-то глупости. Бежал без оружия, сжимая свои белые кулачки. Этот порыв нельзя было оставить без внимания. Он был влюблен, и я решил поиграть. Всего лишь поставить на кон их принципы. Смешно было видеть, как они разваливают все то, во что верили. Смотрители! — Это слово он произнес с явной издевкой. — Теперь они вынуждены укрывать вампира! А эта девчонка вместо того, чтобы поубивать всех и стать свободной, стала метаться! Я же приходил к ней, я предлагал помощь! Она отказалась. Бедная девочка! Столько мук, столько страданий! И все из-за того, что она не смогла принять свое обращение! Не захотела отказаться от своей любви.
Какой ужас! Бедная Ирина! Я представила себе ощущение этой несчастной. Еще минуту назад сжимать в руке катану, еще минуту назад быть готовой убить любого вампира и вдруг самой ощутить в себе жажду крови, дикую, испепеляющую ЖАЖДУ. И в то же время помнить, кем ты был до этого. Видеть перед собой близких людей, которые теперь начали тебя бояться, не смеют подойти близко, выглядывают из-за угла. И это осторожное хождение вокруг дома, и эти переглядывания и перешептывания. И неистребимое желание убить человека. Чувство, что твое тело тебе уже не подчиняется, что оно чужое, что твой ум, сознание, воспоминание, все те милые пустячки, что наполняли жизнь, — все это вынуто и вложено во что-то стороннее, незнакомое. Да, оно имеет ту же форму, тот же рост, те же волосы, но ты в нем как в плохо пригнанном костюме. И на поверхности тебя удерживает только память — этого человека я любила, этого уважала, к мнению этого прислушивалась. И умереть нельзя, потому что на тебя смотрят, от тебя ждут решения. А решения нет. Это была самая страшная смерть, которую только можно придумать.
— Она хочет умереть? — прошептала я.
— По-другому ее желание найти меня объяснить нельзя.
Как же все это было неправильно! И как неисправимо… Ну, почему я не говорила раньше Ирине всех тех слов, что думала о ней. Как она мне сразу понравилась, какой они были с Антоном хорошей парой, как я им по-чистому завидовала. Как восторгалась ее хладнокровием и умением владеть оружием. Сейчас ей эти слова уже не нужны.
А Эдгар все говорил, говорил, и я не могла остановить его страшных слов.
— Начиная с вашего исчезновения, я всячески пытался подстроить так, чтобы вы тоже приняли участие в этом последнем акте. Акте возвращения всего на круги своя! Но вы словно не слышали меня. Ни этот сумасшедший мальчик, ни Маринка не смогли вынудить вас уехать. Я послал к вам шведов. Но вы и тут не захотели бежать. Пришлось спровоцировать Смотрителей на активные действия, иначе они бы до сих пор с испугом наблюдали
— Чего нас бояться? — Я почувствовала себя окончательно разбитой.
Эдгар прошел по комнате, остановился около зеркала.
— Что вы здесь видите?
Меня так и подмывало сказать: «Ничего». Но свеча все-таки бросала слабый свет, и кое-что рассмотреть было можно.
Я медленно подошла к зеркалу и поначалу действительно ничего такого не увидела. Стянула с себя куртку. Пятерней поправила растрепавшиеся волосы.
Это я?
На меня смотрела высокая худая девушка с тонким лицом, с чуть уставшим спокойным взглядом. Очень уверенная и очень красивая. Попятилась, неловко наступила на куртку. Показалось! Ну, конечно, показалось! Света мало. Что я здесь могла увидеть? Мне даже захотелось отвернуться от незнакомки, отражающейся в зеркале. Сейчас… вполоборота… Она — то есть я? — смотрела прямо, подняв подбородок. Лицо безмятежное. Глаза, нос, губы — все то же, но словно художник прошелся по ним кисточкой: здесь добавил цвета, тут немного убрал. Глаза смотрят пристально. Раньше мне казалось, что глаза у меня… словно бы дряблые, и я даже все время пыталась рассмотреть вокруг них намечающиеся морщинки. И я всегда почему-то сутулилась. Сейчас же моя кожа словно помолодела. А плечи стали уже, в них появилась хрупкость. Я заметно похудела, словно истончилась, — как будто тот же художник убрал все лишнее.
Что же я стою? Крутанулась на месте, вспомнив про Эдгара.
Вампира не было.
Я похлопала себя по карманам. Ничего не осталось. Совсем ничего. Какой же у меня неудачный день! Эдгар ушел, предоставив меня самой себе? Я вновь повернулась к зеркалу.
Вокруг было очень тихо. Молчание казалось настолько явственным, что стало на меня давить. Я бы закрыла глаза, если бы это имело смысл. Но сейчас — закрывай не закрывай, все равно, никуда не спрятаться. А Эдгар наверняка еще на меня смотрит. Стоит где-то поблизости — я это чувствую по навалившемуся на меня страху — и наблюдает. Паника немедленно услужливо нарисовала мне портрет склонившегося надо мной невысокого старика с черными зачесанными назад волосами, с глубокими морщинами на сухом узком лице, с тонкой полоской ярких губ, с изящной линией носа, с острым подбородком. И с черными, ничего не выражающими глазами.
Рядом со мной что-то зашуршало.
— Прошу!
Теперь из-за попорота падал слабый свет. Вампир осветил нам дорогу? Свет казался электрическим. Значит, мы не оторваны от цивилизации?
— Здесь действительно прохладно. — Эдгар взял мою руку и потянул за собой. — Но я придумаю что-нибудь, чтобы вам стало уютней. Поверьте, на данный момент места безопаснее вы не найдете.
— Какая мне еще может грозить опасность, кроме вас?
Я нехотя шла вперед. Ноги плохо слушались.
— Сами понимаете, сейчас в мире неспокойно. О вас уже носится слава человека, развалившего московскую группу Смотрителей. Грегор добавил к этому парочку своих историй. Да и после сегодняшнего вряд ли все скоро утрясется.
— Что же там произошло?
— Маша, предположим, что вам с Максом удалось уехать, — не стал отвечать на мой вопрос Эдгар. — Не знаю, куда, например, в Канаду. И вас все потеряли. Что бы вы там делали?
— Гуляли бы по берегу Атлантического океана.
— Но скука однообразия выветрит из вас все чувства.
— Хотелось бы попробовать добиться этого состояния — скуки. Хотя бы ради интереса.
Эдгар довольно закивал. Лестница неутомимо вела нас по спирали вверх. Стены шершавые, покрашены в голубой цвет. Держаться за них рукой неприятно.