Превращение
Шрифт:
Сэм улыбнулся мне своей всегдашней печальной улыбкой, как будто чуть более напряженной, чем обычно, и что-то сказал.
Рукой, не измазанной в сухарях, я попыталась убавить громкость.
— Что?
— Я спросил, что ты делаешь, — повторил Сэм. — А потом сказал: «Привет, Рейчел. Можно мне пройти в кухню, Рейчел?»
Рейчел грациозным движением освободила ему дорогу, и Сэм подошел ко мне. Его желтые волчьи глаза были прищурены, и он, похоже, забыл, что до сих пор не снял куртку.
— Цыпленка пармезан, — сказала я.
Он захлопал глазами.
— Что?
— Ты
— Я… я был… в магазине, — запинаясь, произнес Сэм. — Читал. — Он покосился в сторону Рейчел и сжал губы. — Не могу говорить. Губы замерзли. Когда уже наконец будет весна?
— Хрен с ней, с весной, — встряла Рейчел. — Когда уже наконец будет ужин?
Я помахала у нее перед носом ожидающей панировки цыплячьей ножкой, и Сэм оглянулся на разделочный стол.
— Тебе чем-нибудь помочь? — спросил он.
— Да мне надо поскорее закончить обваливать в сухарях эти восемь миллионов кусков курицы, — сказала я. В голове у меня начинало стучать, и один вид разделанного на порции цыпленка вызывал ненависть. — Я и не подозревала, во что превращаются два фунта курятины, если ее хорошенько отбить.
Сэм осторожно протиснулся мимо меня к раковине, вымыл руки и потянулся за полотенцем, прижавшись своей щекой к моей.
— Я закончу их обваливать, а ты пока начинай жарить. Хорошо?
— А я вскипячу воду для спагетти, — вызвалась Рейчел. — В этом деле я спец!
— Кастрюля в кладовке, — сказала я.
Рейчел скрылась за дверью маленькой кладовки и принялась грохотать посудой, а Сэм склонился ко мне, так что его губы оказались прижаты к моему уху.
— Я сегодня видел одного из новых волков Бека, — прошептал он. — В человеческом обличье.
Какое-то время я пыталась сообразить, что стоит за словами «новые волки». Оливия уже превратилась в человека? Сэм вынужден был отправиться на поиски остальных волков? Что случилось на этот раз?
Я резко обернулась. Он стоял ко мне практически вплотную, так что я едва не уткнулась в него носом; он еще не успел отогреться с мороза. Лицо у него было встревоженное.
— Эй, давайте вы не будете лизаться в моем присутствии, — возмутилась вернувшаяся Рейчел. — Мне нравится наш мальчик, но смотреть, как вы целуетесь, я не собираюсь. Жестоко целоваться на глазах у одинокой девушки. И вообще, вы, кажется, собирались что-то жарить?
Мы вернулись к приготовлению ужина. Я не могла не думать о том, что Сэм хочет что-то мне сказать, но не может говорить при Рейчел, и время тянулось невыносимо медленно. Вдобавок, что было совсем уж мучительно, меня начала заедать совесть. В конце концов, Рейчел тоже была подругой Оливии. Если бы она знала, что Оливия может скоро вернуться, она прыгала бы до потолка от радости и забросала бы меня вопросами. Я изо всех сил старалась не поглядывать на часы; мать Рейчел должна была заехать за ней в восемь.
— А, Рейчел. Привет. Ммм, пахнет едой.
В кухню вплыла мама. Пальто она, по своему обыкновению, бросила на стулья у стенки.
— Мама? —
— Возьмете меня в компанию? А то перекусила в студии, но что-то не наелась, — сказала мама.
Ну еще бы. Аппетит у моей мамы на редкость не соответствовал ее хрупкому телосложению; видимо, она умудрялась сжигать все калории, беспрестанно двигаясь. Она обернулась и увидела Сэма.
— А, Сэм. Ты опять здесь? — Тон у нее стал многозначительный и несколько менее добродушный. — Привет.
У Сэма порозовели щеки.
— Ты скоро совсем у нас поселишься.
Мама обернулась и поглядела на меня. Очевидно, в этот взгляд она вкладывала какой-то намек, но я его не уловила. Сэм, впрочем, отвернулся от нас обеих с таким видом, как будто для него все было яснее ясного.
Когда-то Сэм моей маме вполне нравился. Она даже по-своему заигрывала с ним, просила спеть ей что-нибудь и позировать для портрета. Но все это было давно, когда он был просто мальчиком, с которым я встречалась. Теперь, когда стало очевидно, что Сэм в моей жизни всерьез и надолго, мамино дружелюбие куда-то улетучилось и мы с ней перешли на язык молчания. Продолжительность пауз между предложениями таила в себе больше смысла, чем слова, из которых они были составлены.
Я стиснула зубы.
— Клади себе спагетти, мама. Ты сегодня еще будешь работать?
— Хочешь куда-нибудь меня сплавить? — осведомилась она. — Я могу уйти наверх. — Она побарабанила меня по лбу черенком вилки. — Вовсе не обязательно делать мне страшные глаза, Грейс. Я все понимаю. Пока, Рейчел.
— Не делала я никаких страшных глаз, — сказала я, когда она удалилась, и пошла повесить ее пальто. Весь разговор оставил у меня неприятный осадок.
— Не делала, — подтвердил Сэм печально. — Просто у нее рыльце в пушку.
Лицо у него было задумчивое, плечи поникли, как будто на них легло бремя, которого не было еще сегодня утром. Внезапно я задумалась, не усомнился ли он в правильности решения, которое принял тогда, стоил ли того риск. Я считаю, что стоил, хотелось мне сказать ему. Я готова была кричать об этом на каждом углу. Именно тогда я и решила открыться Рейчел.
— Сходил бы ты, переставил куда-нибудь свою машину, — сказала я Сэму.
Он бросил обеспокоенный взгляд на потолок, как будто мама могла прочитать его мысли сквозь пол своей домашней студии. Потом покосился на Рейчел. Потом на меня, и в его взгляде явственно виделся невысказанный вопрос: «Ты серьезно решила все ей рассказать?»
Я пожала плечами.
Рейчел недоуменно поглядела на меня. Я сделала ей знак: подожди, сейчас все объясню. Сэм подошел к лестнице и крикнул в пролет:
— Всего доброго, миссис Брисбен!
Повисла долгая пауза, потом мама отозвалась не предвещающим ничего хорошего тоном:
— До свидания.
Сэм вернулся на кухню. Он не стал говорить, что чувствует себя виноватым, но это было видно без всяких слов. У него это было на лбу написано. Он немного помолчал, потом произнес нерешительно: