Превратности судьбы
Шрифт:
— Сань, зачем ты встал? Тебе нельзя!
— Та девушка! Она была здесь! Девушка, которую я видел!
Кирилл посмотрел на друга, и единственная мысль, которая пришла ему в тот момент в голову, была о том, что он снова начал бредить.
— Сань, давай ты ляжешь! У тебя опять кровь пошла.
— Ты не понимаешь, Кирь! Я жил ею одной все эти месяцы, и теперь она здесь! Я видел её! Мне нужно поговорить с ней!
Чудов кое-как заставил его лечь и, когда тот облокотился о камень, он закричал:
— Катя,
Шторм сидел и почти не дышал от боли.
— Катя! — не унимался ефрейтор.
Когда она показалась из-за деревьев, Кирилл бросился ей навстречу:
— У него кровотечение… он встал. И… и, по-моему, он снова бредит!
Катя взглянула на Александра, и та же волна жалости накатилась на неё, когда она впервые осознала, что раненый солдат был никем иным, как Сашкой Штормом.
Она подошла к солдату и, сев рядом с ним на колени, потянулась к ране. Александр открыл глаза.
— Сань, это Катя, — услышал он голос своего друга. — Она помогла тебе.
Солдат смотрел на неё и ничего не говорил. Она потихоньку стала разворачивать куски материи, которыми была перетянута рана.
— Кирилл, мне нужна вода, чтобы смыть кровь.
— Да, я сейчас!
Ефрейтор побежал к ручью. Вернувшись, он отдал Кате воду. Она стала аккуратно промывать рану Шторма. Его тело напряглось, но он не издал ни звука, пытаясь оставить боль в себе.
— Пожалуй, я вас оставлю, — сказал Кирилл. — Думаю, ты и без меня справишься, а я пока пойду, соберу дров и поищу что-нибудь нам на завтрак.
Чудов улыбнулся и, посмотрев на Александра, направился к зелёным зарослям, которые отныне стали местом, где они могли найти еду и тепло.
Когда он скрылся из виду, Шторм спросил:
— Почему ты боишься меня?
Руки Кати, которые до этого занимались его раной, на секунду замерли.
— Нет, — невпопад ответила она.
— Что «нет»? — переспросил солдат.
Он положил свою ладонь на ладонь Кати и тихо сказал:
— Посмотри на меня!
Она робко подняла свои глаза, и их взгляды встретились.
— Ты боишься, но только я не могу понять… почему?
Катя сидела, не двигаясь. Она дрожала, и её рука, находившаяся в ладони Шторма, лишь подтверждала его предположения.
— Ты испугалась тогда, и сейчас….
– начал Александр. — Восемь месяцев я днём и ночью спрашивал себя, почему она испугалась меня, но я никогда не мог найти ответа на этот вопрос. «Я даже не знаю её», — говорил я себе, но что-то подсказывало мне, что я ошибаюсь. Восемь месяцев я жил надеждой снова увидеть тебя, твои глаза.… Услышать твой голос. И… и, наконец, спросить, что тебя так пугает во мне или…
— Спроси у своих дружков, Шторм! — вдруг резко сказала она.
Александр опешил от этой фразы и от горечи, которой она была пропитана. А ещё больше его поразило то, что
— Спросить у моих дружков? — он эхом повторил её слова.
— Да! Они тебе расскажут, как им было весело! А ты, — в её глазах появились слёзы, — а ты просто сидел в машине.
В голове Александра стали лихорадочно проноситься картины его гражданской жизни, но ни в одной из них он не мог запечатлеть образ девушки, которая сидела сейчас рядом с ним и почти рыдала оттого, что когда-то случилось, в чём был замешан он и его друзья из «прошлой» жизни.
И тут, где-то далеко в его подсознании, всплыли слова Эдика, который рассказывал, что они хотели развлечься с классной девчонкой. Он пообещал ему обеспечить свидание с ней в день его проводов, потому как в тот самый вечер, когда они встретили её в первый раз, он был здорово накачан спиртным и не мог присоединиться к ним.
Александр сидел и не мог сказать ни слова, ровно как и не мог поверить в то, что той девчонкой, про которую ему с такой страстью рассказывал Эдик, была она. По щекам Кати текли слёзы.
— А ты просто сидел в машине, — повторила она.
— Нет, — наконец произнёс Шторм, — нет! Я бы никогда, слышишь, никогда не позволил бы этого сделать!
Он стал напрягать свою память, чтобы вспомнить подробности того дня и вечера. Он помнил, как ему сообщили, что он будет служить в Чечне; помнил, как он и его товарищи поехали куда-то за город.… На этом воспоминания заканчивались. Потом было утро, головная боль, этот разговор с Эдиком, затем ещё что-то.… А вечером он встретил её!
— Я ничего не помню, — еле слышно прошептал Александр. — Я был пьян и спал, а о том, что случилось, узнал с их слов. Но… я не думал, что это была ты!
Наступила тишина. Первым её нарушил Шторм:
— Почему ты не заявила в полицию?
Катя подняла на него мокрые от слёз глаза:
— Они… Я убежала. В тот вечер ничего не случилось, и в полиции меня не стали бы слушать.
Александр облегчённо вздохнул — значит, ничего серьёзного не случилось тем вечером, только теперь он стал ещё больше ненавидеть своих «друзей» и то, чем он занимался.
— Не плачь… пожалуйста!
Шторм поднял руку и хотел вытереть слезинку на её щеке, но Катя уклонилась. Он на мгновение замер, а потом медленно опустил руку.
Действительно, на что он надеялся? Неужели она такая глупая, что после того, что случилось, при первой же встрече бросится ему на шею, даже если он скажет ей, что влюбился в неё, как пятилетний мальчишка? Это было глупо! Сейчас она считала его таким же мерзавцем, как и в тот день, когда они впервые встретились у торгового центра.