Прежняя любовь
Шрифт:
— То, что до конца 1996 года я была проституткой.
Я не знаю, какой реакции я от него ожидала, что, по моему мнению, он должен был сделать, но все же меня удивило то, что он остался сидеть, молча глядя на меня. Однако с каждой секундой его лицо становилось все более бескровным. Здоровый румянец исчез, а щеки и губы посерели.
По его глазам я видела, что он лихорадочно роется в памяти, пытаясь вспомнить, что я ему говорила, делала ли хоть малейшие намеки.
— Но этого не может быть, — безжизненным голосом произнес
— Но так было. Когда мы… Я была проституткой.
— Значит, когда я в первый раз… Я сделал это с проституткой?
Его тело начали сотрясать конвульсии, как будто он сдерживал подступившую к горлу тошноту.
— Все это время ты надо мной смеялась? Это что, была какая-то игра? Ты разводила наивного девственника? А потом воспользовалась тем, что я уснул, и приложилась к моему бумажнику?
— Нет, Джек! О господи, нет! Все было совершенно не так. Я не брала у тебя деньги. Ты помнишь, какие чувства ты тогда испытывал? Я чувствовала то же самое! Если бы ты только знал, как много это для меня значило… У меня был секс с множеством мужчин, но ты единственный, с кем я занималась любовью. Поверь хотя бы в это, если ты не веришь всему остальному.
Его тело снова всколыхнула конвульсия. С усилием подавив тошноту, он резко вскочил и начал подниматься по лестнице, волоча ноги, как если бы все его кости внезапно налились свинцом.
Я осталась стоять на месте. Я не знала, что мне теперь делать. У меня по-прежнему был ключ от моей квартирки, и я могла туда вернуться. Но все мои вещи были уже здесь. Я не могла понять, чего теперь ожидает от меня Джек. Я могла лечь спать в одной из множества свободных комнат, но, возможно, он хотел, чтобы я ушла и никогда больше не показывалась ему на глаза? Через несколько минут он снова появился на лестнице, на нем были спортивные шорты, футболка и кроссовки. Он прошел мимо меня, как мимо пустого места. Резко развернувшись, я проследила за тем, как он открыл входную дверь и вышел, захлопнув ее за собой.
С тех пор прошло два часа. Его все еще нет.
Я не знаю, что делать.
Я сижу на нашей кровати, так и не сняв одежду, в которой ездила на похороны.
Я не знаю, как мне быть. И как мне убедиться, что с ним ничего не случилось.
Я снова все испортила. Я снова сказала правду любимому человеку и тем самым все испортила.
Я
26 мая 2000 года
Прошло несколько странных и тревожных дней. Мне кажется, ни он, ни я не понимаем, что с нами происходит.
В ту ночь, когда я выложила Джеку почти все, он пошел бегать и не возвращался несколько часов. Он ушел почти в полночь, а вернулся около четырех. Должно быть, в какой-то момент я задремала, хотя мне казалось, что заснуть я не смогу. Моя голова гудела от всего, что мне рассказали на похоронах. Оказывается, мама очень гордилась мной и тем,
А когда я сообщила ей о помолвке, она страшно обрадовалась предстоящей свадьбе. Она всем рассказала, что свадьба состоится возле моря и она обязательно на нее поедет.
Би, мамина подруга, с которой она играла в бинго, после похорон отвела меня в сторонку. Она знала, из-за чего я ушла из дому. Она сказала мне, что мама вышвырнула Алана за дверь, как только получила мою первую открытку из Лондона. Видимо, тот факт, что я уехала так далеко, заставил ее поверить в правдивость моих слов. Мама знала, что я ни за что не уехала бы, если бы все это придумала или если бы, как убедил ее Алан, кое-что неправильно истолковала.
— Но я однажды позвонила, и он снял трубку, — возразила я.
— Значит, это действительно была ты. Она была в этом уверена, хотя мы убеждали ее не особо на это надеяться. Нет, милая, это был не он. Это был Мэтью, мой муж.
— Почему вы убеждали ее не особо на это надеяться? Она не отвечала на мои письма. Зачем бы она стала надеяться на то, что это звоню я?
— Понимаешь, милая, одно дело письмо, и совсем другое — возможность с кем-то поговорить. Есть такое ужасное чувство, как стыд. Твоей матери было очень стыдно, что она тебе не поверила, что она не замечала того, что происходило у нее под самым носом. Она так себя за это и не простила. Она часто плакала из-за того, что предала тебя, а я просто сидела, обняв ее, и молчала. Она твердила, что обязана была тебя защитить и что твоему отцу было бы за нее стыдно. Я пыталась убедить ее связаться с тобой, чтобы все исправить, но она и слушать не хотела. Ты же знаешь свою маму, она всегда была очень строга к себе. Но она не смогла бы сохранить эту дистанцию, если бы ты заговорила с ней по телефону или появилась на пороге.
«О боже, о боже! — думала я. — Если бы я просто подала голос…»
— Я вернулась бы, если бы знала, что его здесь больше нет.
— Я пыталась ей это объяснить, — вздохнула Би. — Я просила ее хотя бы отправить тебе открытку и поздравить тебя с днем рождения или Рождеством. Но твоя мама была уверена, что ты счастлива — это следовало из твоих писем, — и она считала, что ты в ней больше не нуждаешься.
У меня подкосились ноги, и я опустилась на землю.
— Это неправда, — прошептала я. — Это неправда. Я в ней нуждалась. Я так в ней нуждалась! Очень часто мне просто хотелось быть рядом с ней.
Я разрыдалась и долго не могла успокоиться. До этого момента мне все происходящее казалось чем-то нереальным, и я не осознавала, что больше никогда ее не увижу. Но все это не имело большого значения, потому что я думала, что она мне так и не поверила. Что она считала, будто я ей солгала. Но если бы я честно написала ей, как ужасна и невыносима моя жизнь и как я хочу, чтобы она помогла мне ее наладить…