Прежняя любовь
Шрифт:
Ради собственной безопасности я должна все рассказать Джеку. Я обязана показать ему ее дневники. Я не хочу причинять Джеку боль или становиться причиной того, что он снова начнет перебирать каждую минуту своей жизни с Евой. Но я также не хочу становиться жертвой убийцы. Гектор вернется. Он будет приходить сюда, пока не добьется желаемого. А желает он убить меня и при этом снова остаться в стороне.
Два часа спустя Джек звонит мне еще раз. Его голос срывается от беспокойства. Он сообщает мне, что не сможет приехать домой сразу после работы.
— У отца обширный инфаркт, —
Джек
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец привел меня в бордель и попытался заставить выбрать женщину, с которой я лишился бы невинности. Я отказался, после чего он стал обращаться со мной как со слабаком и неудачником. Когда мне было двадцать девять, я узнал, что, когда моя жена была проституткой, она спала с моим отцом. В тридцать три года я на секунду, на долю секунды, задался вопросом, не был ли отец убийцей моей жены. Эта мысль пришла из ниоткуда и там же исчезла, но я всегда считал отца способным на убийство. Особенно на убийство того, кого он и человеком не считал. Например, бывшей проститутки. Но это была мимолетная мысль. Она не основывалась на фактах и поэтому не позволяла сделать какие-либо выводы. Потому что, даже если человек и способен на убийство, это не означает, что он его на самом деле совершит.
Сейчас я сижу у двери больничной палаты. Возможно, я скоро буду думать, что, когда мне исполнилось тридцать восемь, умер мой отец, но я переживал не столько за себя, сколько за мать. Я собственными глазами видел, что сделала с Евой смерть ее матери. Я не думаю, что буду испытывать нечто подобное. Сейчас мама там, с ним, а мой брат Джефф вот-вот примчится из Шотландии.
Я сижу на стуле, опираясь затылком о стену. Мне кажется, что я всего несколько минут ожидаю новостей от Либби. Мне кажется, прошло всего несколько минут с тех пор, как мне даже молиться было страшно. Я боялся, что Бог ответит мне тем же, что и в прошлый раз. Молиться за отца мне и в голову не пришло.
— Как ты? — спрашивает Либби.
Я открываю глаза и вскакиваю со стула. Неужели она действительно здесь?
— Либби? Почему ты здесь?
— У тебя был такой испуганный голос! Я должна была убедиться, что ты в порядке.
— Как ты сюда добралась? — спрашиваю я.
— На такси.
— Ты села в машину?
— Да, я села в машину. Я закрыла глаза и вцепилась в ручку дверцы. Я всю дорогу молилась и глубоко дышала, а несколько раз чуть не закричала. Но вот я все-таки здесь.
— Ты сделала это ради меня?
Она кивает, как будто в этом нет ничего особенного.
— Какие новости? — спрашивает она.
Я вспоминаю, как Ева когда-то сказала, что боль любимого человека переносить труднее, чем свою собственную. Либби ради меня села в машину, хотя два дня назад при одной мысли об этом у нее едва не случился нервный срыв.
— Пока никаких, — отвечаю я.
Мы сидим на стульях и неотрывно смотрим на дверь палаты.
— Она никогда не была мне другом, — говорю я Либби, и она, поворачивая обритую, покрытую едва отросшими волосами голову, обращает ко мне свое прекрасное лицо. — Ева никогда не была мне другом, — поясняю я. — Не буду отрицать, я ее страстно любил. Но я не буду отрицать и то, что я и тебя страстно
Она берет меня за руку и соединяет наши тела, продев свои пальцы между моими.
— А после аварии, когда я умолял ее не умирать, потому что думал, что ты — это она, я делал это потому, что с ней у меня такого шанса не было. Когда я окончательно пришел в себя и понял, что рядом со мной ты, а не она, меня вдруг охватило невероятное чувство вины. Я пытался и не мог вспомнить, говорил ли я ей, что люблю ее, в тот день, когда она умерла. Поэтому я запретил себе говорить это тебе. Прости меня. И еще мне стыдно за то, что я тебе лгал. Я был эгоистом. Я не хотел тебя терять. Я пытался сделать так, чтобы все было справедливо, хотя справедливость не имеет к подобным ситуациям никакого отношения.
Ты помогла мне повзрослеть и стать лучше. А я не был с тобой ни вполне честен, ни вполне открыт. В жизни Евы было много такого, о чем мне до сих пор трудно говорить. У нее было множество тайн, и я потратил годы жизни на то, чтобы их забыть. Но я разделю их с тобой. Я не думаю, что она была бы против. Я хочу, чтобы ты знала абсолютно все, и это поможет нам заново построить наши отношения.
— Ты и представить себе не можешь, как давно я жду от тебя этих слов, — отвечает мне Либби. — Но нет, мне не нужно ничего знать. Если ты хочешь о ней говорить, говори. Я охотно тебя выслушаю. Если же тебе этого не хочется, мы можем больше никогда о ней не говорить.
— Ты уверена?
Либби кивает.
— Я сдал вещи Евы на хранение, потому что пока не готов окончательно от них избавиться. Но я вывез их из дома, потому что хочу, чтобы это был только наш с тобой дом. Целиком и полностью.
Ее улыбка становится шире. Она молчит и только прислоняется головой к моему плечу. Таким образом Либби дает мне понять, что согласна попробовать еще раз.
Хэрриет
Интернет — замечательная штука.
Женщины вроде меня могут находить в нем то, что им нужно, покупать то, что хотят, и при этом не переживать по поводу того, что их кто-то увидит. Они также могут найти там все необходимое для достижения определенных целей.
Есть высшая справедливость в том, что человек, который всю свою жизнь демонстрировал миру крайнее бессердечие, зато очень беспокоился о сохранении лица, теперь страдает от болезни органа, долгие годы находившегося в полном забвении. В результате этого в глазах окружающего мира он теперь очень слаб.
Если он и выживет, его возможности всегда будут весьма ограниченными, потому что его сердце необратимо повреждено. Он будет нуждаться в постоянном уходе. Разумеется, обеспечивать соответствующий уход буду я. А разве может любящая и преданная жена поступить иначе?
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я у него.
Он бледен и потрясен до глубины души тем, что с ним произошло. Он полулежит на подушках и кажется съежившимся, уменьшившимся в размерах. Этот всегда такой сильный и могущественный человек в одночасье лишился и силы, и достоинства. Лежа на больничной койке, он пытается осознать эти обрушившиеся на него перемены.