Президент Фу Манчи
Шрифт:
– Пожалуй, нет, – слабым голосом ответил священник, положив ладонь на лоб и изо всех сил пытаясь сосредоточиться. – Я начал терять контроль над собой еще незадолго до выступления. Я испытывал в высшей степени странные ощущения: все не мог собраться с мыслями, и мне казалось, что помещение радиостудии то сужается, то расширяется перед моим взором. В какой-то миг потолок вдруг потемнел и начал опускаться на меня. В другой момент мне привиделось вдруг, что я стою в основании бесконечно высокой башни. – Голос аббата постепенно окреп, и ирландский акцент
– Кто ухаживал за вами? – резко спросил Смит.
– Мой собственный лечащий врач – доктор Рейли.
– Никто, кроме доктора, вашего секретаря – мистера Роше и, вероятно, вашего шофера, не входил сюда?
– Никто, мистер Смит. Как мне дали понять, таков был приказ авторитетных лиц, поступивший буквально через несколько минут после происшествия.
Смит остановился у стола напротив аббата и несколько мгновений пристально смотрел на собеседника.
– Вашу рукопись так и не нашли? – медленно спросил он наконец.
– К сожалению, нет. Ее, наверное, забыли в радиостудии.
– Напротив, наверняка не забыли, – сурово отрезал Смит. – Помещение студии обыскали самым тщательным образом знатоки своего дела. Нет, святой отец, вашей рукописи там нет. Я должен знать ее содержание – и источник поступившей к вам информации, ныне бесследно пропавшей.
Яростный порыв ветра сотряс Башню Тернового Венца и злобно завыл за стенами комнаты, в которой двое мужчин пытались найти решение проблемы, призванное повлиять на судьбу целой нации. Священник, куривший быстро и жадно, зажег следующую сигарету.
– Я не могу понять, – произнес он, и теперь в его голосе зазвучали нотки привычной уверенности и властности. – Не могу понять, почему вы придаете такое значение моим заметкам к последнему выступлению и почему мое неожиданное заболевание – естественным образом волнующее меня лично – вдруг так встревожило федеральные власти и вынудило их к таким странным действиям. – Священник откинулся на спинку кресла и взглянул в напряженное загорелое лицо собеседника. – Ведь по сути дела я нахожусь сейчас под арестом. А это, смею заметить, просто невыносимо. Я жду ваших объяснений, мистер Смит.
Смит подался вперед, оперся нервными, бронзовыми от загара руками на стол и пристально взглянул в поднятые на него внимательные глаза.
– С каким предупреждением хотели вы обратиться к народу? – осведомился он. – Что за Зло необходимо вырвать с корнем и уничтожить полностью?
После этих слов выражение лица аббата заметно изменилось. Казалось, он смутно вспомнил о чем-то, о чем хотел бы забыть навсегда. Он снова взъерошил волосы, теперь почти в смятении, и очень тихо произнес:
– Да поможет мне Бог. Я не знаю.
Внезапно аббат резко поднялся с места. Взгляд его стал безумным.
– Я не могу вспомнить. У меня полный провал памяти – во всем, что касается моего выступления. Должно быть, мой мозг поражен каким-то недугом. Доктор Рейли, думаю, придерживается такого же
– Ничего подобного, – отрезал Смит. – Но рукопись необходимо найти. Это вопрос жизни и смерти.
Вдруг он умолк и как будто начал прислушиваться к вою ветра. Потом, не обращая внимания на священника, стремительно прыгнул через комнату и распахнул дверь настежь.
На пороге застыл в поклоне мистер Рише.
ГЛАВА II
ГОЛОВА КИТАЙЦА
В комнате с затейливо расписанным потолком, приличествующем скорее своду минарета, за длинным узким столом сидела странная фигура.
Янтарно-желтый свет лился в комнату через четыре высоких готических окна, расположенных так высоко, что выглянуть из них мог только великан. Плотного телосложения человек, на вид лет шестидесяти семидесяти, с великолепной гривой белоснежных волос был одет в ветхий шерстяной халат. На длинных нервных пальцах импозантного старика желтели пятна никотина, поскольку он беспрестанно курил египетские сигареты. Последние лежали рядом в раскрытой коробке, и он зажигал их одну от другой – и курил, курил, курил без остановки.
На столе перед седовласым человеком стояли семь телефонов, которые не бездействовали ни минуты. Когда два аппарата звонили одновременно, курильщик прикладывал одну трубку к правому, другую – к левому уху. Он никак не реагировал вслух на поступающие сообщения и не делал никаких записей.
Во время коротких перерывов человек занимался делом, в котором сторонний наблюдатель мог предположить его подлинное призвание. На большом деревянном постаменте лежал ком глины, а рядом – орудия труда скульптора. Этот необычный старик, огромный выпуклый лоб которого свидетельствовал о могучем интеллекте, трудился, создавая слепок лица какого-то странного китайца.
В одну из редких минут передышки, когда скульптор осторожно вылепливал аристократический нос глиняной головы, вдруг послышался приглушенный звон, янтарный свет померк в четырех окнах, и комната погрузилась в кромешную тьму.
Несколько мгновений стояла полная тишина. В темноте мерцал огонек сигареты. Затем раздался незабываемый голос – странно гортанный, но произносящий все слова с предельной отчетливостью.
– Вы получили последнее донесение с Восьмой базы?
Старик за столом ответил с немецким акцентом:
– Человек, известный как федеральный агент Пятьдесят Шесть, прибыл на радиостудию в двадцать минут первого. В только что полученном от номера Тридцать Восемь донесении говорится, что упомянутый агент в сопровождении капитана Марка Хэпберна из войск медицинской службы США и еще девятерых человек прибыл в Башню Тернового Венца в двенадцать часов тридцать две минуты – в дополнение к уже находившимся там представителям федеральных властей. В последний раз агент Пятьдесят Шесть упоминался в донесении в связи с его разговором с аббатом Донегалем. Содержание разговора осталось неизвестным. Более никаких новостей не поступало.