Президент не уходит в отставку
Шрифт:
— Лучше, лучше, — отмахнулся Гарик. — Сходим на залив? — взглянул на Сороку. — Вечер-то какой…
— Какой? — спросил Сережа.
Однако Гарик не удостоил его ответом. Он смотрел на лесную тропинку, ведущую к даче.
— Вряд ли ей это понравится, — сказал Сорока.
— При чем тут она? — вспыхнул Гарик.
— Пойдем прогуляемся, — сказал Сорока. Лицо у него как всегда невозмутимое, лишь в глазах затаилась усмешка. Но надо очень хорошо знать Сороку, чтобы заметить это. Сережа заметил. Наверное, и Гарик заметил, потому что, нахмурившись, отвернулся,
— В субботу-воскресенье тут крутятся всякие… Алена сама говорила, что проходу не дают. — Наткнувшись взглядом на Сережу, замолчал.
Сережа отлично понимал Гарика: для него давно не секрет, что тот влюблен в сестру. С тех самых пор, как Гарик впервые увидел ее на шоссе Ленинград — Москва, когда они пешком направлялись в Островитино. Сережа уверен, что и в Ленинград Гарик приехал только из-за Алены, а влюблена ли она в Гарика, он не знал. Два человека были непостижимы для него — это родная сестра и Сорока. Никогда наперед не знаешь, что у них на уме, о чем они сейчас думают. Не знаешь, как и поступят в том или ином случае. А вот Гарик для Сережи не загадка, с ним, как говорится, все ясно. Став взрослой, Алена перестала Сереже доверять свои девичьи тайны. Раньше, смеясь, рассказывала про чудаков мальчишек, про глупые драки за гаражами, даже показывала записки, которые ей на уроках писали, — а теперь на эти темы они не разговаривают. Сережа бы с удовольствием поговорил, ему тоже есть что рассказать… Он и сам немножко влюблен в одну девчонку…
Сообразив, что они при нем не хотят разговаривать, Сережа взял ракетки, шарики — один расщепился по шву, и он его бросил в кусты — и, насвистывая, зашагал по тропинке к дому. Он ничуть не обиделся на Сороку и Гарика. Понятно, при нем говорить о сестре не очень-то удобно.
Когда Сережа скрылся в доме, Гарик сказал:
— Скажи мне честно, Сорока: получится у нас с ней что-нибудь или нет?
— Я ведь не гадалка, — сдержанно ответил тот.
— Я люблю ее, — продолжал Гарик. Он нащупал ногой сосновую шишку и машинально со злостью стал ее втаптывать в землю. Шишка с сухим треском рассыпалась.
— Я где-то читал, что влюбленные только добро творят…
— А мне, наоборот, морду кому-нибудь хочется набить, — признался Гарик.
— Может быть, ты вовсе и не влюблен? Придумал все это?
— Тебе этого не понять, — зло рассмеялся Гарик. — Ты ведь никогда не любил…
— Не везет мне в смерти — повезет в любви… — Сорока взглянул на приятеля. — «Белое солнце пустыни» видел?
— Не видел, — буркнул Гарик.
— Хороший фильм, — сказал Сорока.
— Послушай!.. — Гарин даже остановился. — Может, у нее есть парень?
— Алена скрывать бы не стала, — успокоил Сорока — ему уже надоел этот разговор,
— Последнее время я чувствую, что она от меня все больше отдаляется, — помолчав, сказал Гарик.
— Честно говоря, я не замечал, чтобы она когда-нибудь приблизилась к тебе.
Они шли к заливу по протоптанной лесной тропинке. Небо еще было светлое с нежными розовыми подпалинами, а в сосновый бор уже со всех сторон бесшумно вползали сиреневые сумерки. В вечернюю тишину вдруг ворвался визгливый звук радиолы и, будто захлебнувшись, так же неожиданно умолк.
— Я тут присмотрел один «Запорожец», — нарушил затянувшееся молчание Гарик. — Почти новый. В аварию попал, вот и отдают по дешевке. Конечно, придется повозиться, зато будет у нас своя телега.
Сорока промолчал, Гарик покосился на него и удивленно спросил:
— Ты что, против? Или не хочешь помочь с ремонтом?
— Не в этом дело, — ответил Сорока.
— Тогда в чем же?
— Я бы не стал сейчас связываться с машиной, — сказал Сорока.
— И это мне говорит человек, который свой хлеб зарабатывает на ремонте машин!
— Поэтому и говорю.
— Дело решенное, — твердо сказал Гарик. — Завтра приезжает Вячеслав из Москвы, он дает мне тысячу рублей, да у меня на сберкнижке кое-что есть. В общем, я беру машину.
— Три сотни могу подкинуть, — сказал Сорока. — Больше не наскребу.
— Вот это другой разговор! — обрадовался Гарик и, остановившись на тропинке, горячо пожал приятелю руку. — Кровь из носу, надо к августу машину отремонтировать. Все вместе поедем в Островитино. Я Алене обещал!
— Сильно разбита?
— Мотор цел, а передок всмятку! Покорежен капот, надо новый радиатор, разбиты фары, нет стекол, переднюю подвеску придется полностью менять… А остальное…
— А в остальном — машина в полном порядке, — рассмеялся Сорока и снова стал серьезным. — У нас на станции есть один хороший паренек — Саша Дружинин, жестянщик. Выправит все вмятины, и не заметишь.
— Это самое главное, — заулыбался Гарик. — Машина всего пятнадцать тысяч пробежала. Видно, лопуху досталась: врезался в затормозивший на остановке автобус. Сам разбился и расколошматил машину. Вышел из больницы и, как говорится, завязал с этим делом… Купил велосипед и счастлив.
Они спустились по Морской к заливу, прошлись по пляжу, но Алену не повстречали. Гарик обсспокоенно, все больше хмурясь, вглядывался вдаль. Какая-то парочка бродила по самой кромке залива. Весь в мерцающих огнях, далеко от берега медленно проплыл теплоход. Уже возвращаясь обратно, они увидели на обочине шоссе светлую машину. Ярким желтым пятном выделялась она на фоне темных стволов деревьев. Гарик встрепенулся и схватил Сороку за руку.
— Видишь? — шепотом спросил он.
Сорока посмотрел по сторонам, пожал плечами.
— Там, возле буя… — Голос у Гарика дрогнул. Его рука еще крепче сжала локоть друга.
У того самого поплавка, где даже в сумерках белела аляповатая надпись, стояли двое — парень и девушка. Он прижался спиной к железной посудине и, жестикулируя, что-то быстро говорил, а она, наклонив голову, слушала.
— Наверное, его машина, — шепотом сказал Гарик, озираясь на белеющие «Жигули».
— Хочешь шины проколоть? — язвительно спросил Сорока.
— Гляди, целуются! — сверкнул на него глазами Гарик.