Президент заказан. Действуйте!
Шрифт:
– Конспирация ни при чем. Здесь я просто держу снасти. Согласитесь, дверцы кладовки в гостиной лучше сделать незаметными, а гладильная доска в спальне – пошло. Теперь нас никто не слышит, можете дать волю чувствам. Присаживайтесь, – Бондарев вытащил из-за ящиков два складных стула.
– Значит так, – веско произнес полковник Сигов, – сложившаяся оперативная обстановка позволяет мне наплевать на все ваши прошлые и будущие заслуги. Это последняя капля, переполнившая чашу моего терпения. С этого мгновения ваша фамилия «Никто», и зовут вас «Никак». Серьезно ограничивать вашу
Бондарев, прищурившись, выслушал Сигова, а когда тот выдохся, уточнил:
– Это вы так решили, или он? Этот момент существенен.
– Он меня поддержит. К моему счастью, к власти допускают только вменяемых людей.
– Не уверен... – послышалось в ответ.
– Вы о чем? – вскинул брови Сигов.
– Это я насчет того, что он поддержит ваше решение. К сожалению, с моего домашнего телефона в Бочкарев Поток будет сложно дозвониться, а ваша машина оборудована спецсвязью.
Сигов вышел из кладовки с видом победителя. Не было его недолго – минут пять. Вернулся полковник с непроницаемым лицом. Панель, закрывавшая вход в кладовку, была уже закрыта. Клим сидел на подлокотнике дивана, вращая в пальцах незажженную сигарету.
– Вы оказались правы. К сожалению. Впрочем, не только в этом. Насчет «симки», найденной в пригороде Сочи на месте пожара – тоже. Ее подбросили. Настоящим наводчиком был другой охранник, но и его уже убили, – опередил вопрос Бондарева Сигов. – Экспертиза установила, что он не мог сам застрелиться, сидя в машине, из того положения, в котором его обнаружили.
Клим крутанул сигарету в пальцах, на его лице не проскользнуло и тени превосходства:
– Поверьте, меньше всего мне хочется мешать вашей службе и доставлять неприятности. Когда-нибудь вы это поймете.
– Надеюсь. Моим людям придется на час задержаться здесь. Надо же разобраться с трупами. Остается только пожелать вам удачи, в которую я не верю – хотя бы не попадите под шальную пулю. Я должен ехать, – Сигов немного постоял, словно раздумывал, будет ли правильным протянуть руку на прощание.
Бондарев сам решил этот вопрос – подал ладонь первым. Рукопожатие оказалось вялым. Полковник тут же сунул руку в карман и вышел за дверь.
Через двадцать минут к дому подъехал небольшой грузовичок с фургоном без окон. На борту был нарисован жирный таракан с печальными глазами и поднятыми кверху волосатыми лапами. Он подозрительно напоминал кавказца. Какое-то существо в серебристом костюме химзащиты поливало на него из пожарного брандспойта дымящейся жидкостью. Было понятно, что таракан долго не продержится, из рваной дырки в его брюшке уже вытекало зеленоватое желе внутренностей. Над этой поучительной картинкой чернела надпись «МЫ УБИВАЕМ ИХ РАЗ И НАВСЕГДА».
Двое невзрачных мужчин в комбинезонах выбрались из кабины, по-деловому натянули латексные перчатки, надели маски респираторов, выгрузили из фургона длинный пластиковый ящик
Они даже не стали заговаривать с хозяином, по-деловому оценили обстановку и принялись за работу. Чувствовалось, что занимаются они подобными делами если не каждый день, то уж раза два в неделю – приходится.
Сперва мужчины в комбинезонах все тщательно засняли на видеокамеру. Подобрали гильзы, взяли образцы крови, запаковали оружие в полиэтиленовые пакеты. Трупы они выносили сноровисто. Глядя на них, можно было подумать, что они тащат абсолютно пустой ящик, так легко затолкали его в кузов. А потом принялись смывать кровь. Напоследок опрыскали весь коридор из своего «краскопульта», предварительно закрыв одежду в гардеробе куском полиэтилена. В доме запахло «химией».
– Минут десять не проветривайте, – пробурчал из-под маски респиратора один из чистильщиков, – тогда пятен на обоях не останется.
Мужчины свернули «удочку» и вышли, не попрощавшись.
Двое слухачей-топтунов из наружки все еще сидели в машине за пару домов от участка Бондарева – перегоняли на «цифру» записи, ели припасенные бутерброды, запивали их кофе. Лица у них были мрачные.
– Теперь до утра ворох бумаг написать придется, – вздохнул коротко стриженный. – И, как ни крути, мы же останемся виноватыми. Предупреждать надо, что объект непростой в работе.
Второй слухач смахнул с хлопчатобумажной куртки крошки:
– Я сперва подумал, что его нам собственная служба безопасности для проверки подсунула. Справимся ли? А теперь понимаю, что нам еще повезло.
– Ага, как утопленникам, – отозвался напарник, дожевывая остатки бутерброда.
– Сплюнь три раза через левое плечо и постучи по некрашеному дереву, что значит, по нашим лбам! И нас могли в ящике для тараканов увезти. А ты еще недоволен. Везение бывает разным: абсолютным и относительным. Абсолютное, это когда заныканную по пьяни пятисотку летом в зимнем пальто нашел.
– Это я понимаю, только я больше сотки российскими не находил, – трижды поплевав через левое плечо, отозвался напарник. – А относительное?
– Это когда бежишь ты таким суперменом к вагону в метро, все расступаются, из динамика звучит: «Осторожно, двери закрываются...», а ты чувствуешь, что успеешь вскочить в эту долбаную дверь. Ходу прибавляешь. И тут – раз, на чьей-то блевотине поскальзываешься – мордой в сталинский мрамор. Поднимаешься грязный, вонючий, материшься, вокруг тебя бабьи смешки.
– Какое ж тут, на хрен, везение?
– А такое, что в вагоне террористка с бомбой сидела. Все, кто успел сесть, до следующей станции не доехали, а ты жив остался.
Фургон с «чистильщиками» уехал, мигнул стопсигналами в конце улицы и растворился в потоке других машин. Погас свет в окнах дома объекта слежения. Вскоре коротко пискнуло записывающее устройство, извещая, что процесс закончен. Коротко стриженный подковырнул ногтем золотистый диск с записью, спрятал в футляр.
– Поехали. Отхватим звездюлей, но будем надеяться, что повезет.