Презумпция невиновности
Шрифт:
Я знаю, каково приходится в тюрьме людям моего положения – некоторым, кого я помог засудить, там пришлось несладко. Мне вспоминается Марчелло Лупино, типичный пробивной американец, дипломированный бухгалтер, который в начале своей карьеры помогал вести взаиморасчеты между своими бывшими дружками. Постепенно дела его пошли в гору, и он решил, что больше не нуждается в побочном заработке. Дружкам это не понравилось, и один из них, Джон Конт, стал угрожать ему. Так и повелось: уважаемый специалист, член правления двух банков, человек, который не боялся перетрясти бухгалтерские книги самых крупных и влиятельных клиентов, покидал свою респектабельную контору, чтобы поставить на ипподроме на какую-нибудь темную лошадку. Все шло как по маслу, пока
Тогда мне и позвонил Майк Таунсенд из Управления по борьбе с организованной преступностью. Марчелло, естественно, был осужден и отправлен в Редьярд, а не в исправительно-трудовую колонию, как он рассчитывал. Там он мог бы учить заключенных счетоводству, закусывать в овощном баре, резвиться с ракеткой на теннисном корте и раз в три месяца совокупляться с миссис Лупино.
Через полгода Таунсенд позвонил снова, и мы отправились в Редьярд проведать Лупино. Он был в поле, мотыжил землю. Мы напомнили, кто мы такие, хотя могли бы этого и не делать. Лупино оперся на мотыгу и заплакал. Лысый сорокавосьмилетний мужчина рыдал, как ребенок. Его трясло с головы до ног, лицо побагровело, слезы текли ручьем. Разговаривать с нами он не стал, сказал только: «У меня не осталось зубов» – и ничего больше. Мы шли назад, и охранник объяснил нам, в чем дело.
Есть у них один здоровенный ниггер, говорил он, то есть афроамериканец, его Дровером зовут. Так вот, этот парень захотел, чтобы Лупино вроде как его «девчонкой» был. А он из тех, кому лучше не говорить «нет», тем более если это какой-то итальяшка. Дровер пробрался ночью в камеру Лупино и стал принуждать его к минету. Тот ни в какую. Дровер бил его головой о стойку нар до тех пор, пока все зубы ему не вышиб и не добился своего.
Надзиратели при необходимости должны сделать заключенному перевязку и все такое, но никакого нормального лечения не будет, если он не признается, кто его разукрасил. Лупино тоже не обещали никакого протеза, пока он не скажет, кто его так. Но он молчит; знает – если скажет, хуже будет. А Дровер ходит весь из себя довольный. Еще бы…
– Не, – говорил охранник смеясь, – преступление – поганое дело, к добру не приведет.
Бежать, думаю я, сидя в темноте и вспоминая удел Марчелло Лупино. Бежать куда глаза глядят. Я всегда удивлялся, почему они не бегут от суда, от приговора, от тюрьмы. Но они остаются, как остаюсь сейчас я. Всего 1699 долларов на моем банковском счете. Если стащить деньги у Барбары, мне бы хватило, чтобы скрыться. Но зачем мне свобода, если я больше не увижу Ната? Даже если бы я имел возможность загорать вместе с ним на солнышке в Бразилии, Уругвае или где-нибудь еще, откуда не выдают осужденных нашим властям, при самом богатом воображении трудно представить, что бы я делал, не зная языка чужой страны и не имея работы. Можно, конечно, затеряться в Кливленде или Чикаго, сменить имя, вообще стать другим человеком и не видеть больше сына, но это уже не жизнь. Однако даже в часы мучительной бессонницы и тягостных раздумий я хочу того же, чего хотел, выходя каждый вечер из автобуса в зеленом Ниринге. Человек иногда прост, как яблоко, и удивительно крепок духом.
Я сижу в кресле задрав ноги, и мне кажется, будто я вдыхаю аромат табачного дыма.
Глава 26
– Народ штата против Рожата Сабича, – объявляет Эрнестина,
Ничто не похоже на первый день судебного процесса по делу об убийстве. Восход солнца над ареной в Древнем Риме. Христиане будут сражаться против львов. В воздухе уже чувствуется запах крови. Скамьи забиты зрителями до предела. Четыре ряда журналистов, на переднем – пять художников. На складных стульях вдоль задней стены разместились служащие суда, которые обычно не присутствуют на заседаниях. По обе стороны судейского помоста стоят вооруженные ради такого случая судебные приставы. Отовсюду доносится шепот. Собравшиеся ждут начала «представления».
Входит Ларрен Литл. Все встают. Эрнестина объявляет:
– Внимание, Верховный суд округа Киндл открывает заседание. Председательствует достопочтенный Ларрен Литл. Боже, спаси Соединенные Штаты и высокий суд.
Эрнестина ударяет молотком по столу, все садятся, она объявляет начало слушания. Стерн, Кемп, Мольто, Нико и я подходим к подиуму, на котором восседает гладко выбритый и причесанный судья Литл. Сегодня 18 августа. С момента выдвижения обвинения против меня прошло без двух дней два месяца.
– Итак, готовы ли мы позвать присяжных? – говорит Ларрен.
– Ваша честь, – обращается к нему Кемп, – есть несколько проблем, которые желательно решить сейчас.
Стерн поручил Кемпу улаживать процедурные вопросы, причем тогда, когда заседание идет без присяжных. В их присутствии будет говорить сам Сэнди.
Эрнестина звонит в приемную узнать, явились ли вызванные повестками граждане, из которых отберут присяжных.
– Ваша честь, – продолжает Джейми, – как вы и постановили, обвинение дало защите возможность ознакомиться с вещественными доказательствами, имеющими отношение к делу, – за одним-единственным исключением. Мы до сих пор не видели стакан, упомянутый в соответствующем перечне.
Стерн проинструктировал Кемпа поднять этот вопрос не только ради нашего интереса к этой вещи. Он дает судье понять, что обвинение увиливает от ответственности.
Ларрен явно недоволен.
– Что вы на это скажете, мистер дель Ла-Гуарди?
Нико не знает, что сказать. Он смотрит на Мольто.
– Ваша честь, – говорит тот, – мы сделаем это после заседания.
– После сегодняшнего заседания, – уточняет Ларрен.
– Кроме того, – продолжает Кемп, – вы не приняли решение по нашему заявлению об отводе мистера Мольто.
– Да, пока не принял. Я жду, как будет реагировать обвинительная сторона. Мистер дель Ла-Гуарди, вам слово.
Томми и Нико обмениваются взглядами. Они, разумеется, уже решили, как будут действовать.
– Ваша честь, обвинение не намерено вызывать мистера Мольто в качестве свидетеля, – говорит Нико. – Поэтому мы считаем, что ходатайство защиты должно быть отклонено.
Стерн делает шаг вперед и просит позволения высказаться.
– Правильно ли я понимаю, ваша честь, что мистер Мольто не будет выступать свидетелем ни при каких обстоятельствах и отказывается от своих предварительных показаний?
– Вы правильно понимаете, – подтверждает Ларрен. – Я хочу, чтобы все было ясно с самого начала. Мистер дель Ла-Гуарди, надеюсь, что по ходу дела я не услышу от вас, что вы не ожидали того, не ожидали другого, так?
– Так, – говорит Нико.
– Отлично. Я отклоняю ходатайство защиты при условии, что на данном процессе он не выступит свидетелем.
Эрнестина что-то шепчет на ухо Ларрену. Тот кивает.
В зал входят семьдесят пять человек. Двенадцать из них будут решать мою судьбу. Самые обыкновенные простые люди. Вполне можно было бы обойтись без анкет и повесток, а просто собрать семьдесят пять прохожих, попавшихся на улице. Шестнадцать человек Эрнестина просит занять места на стульях для присяжных, остальных размещают в первых четырех рядах на стороне обвинения, откуда приставы удалили зрителей. Те, ворча, становятся друг за другом в проходе.