При блеске дня
Шрифт:
— Не важно, — оборвал меня мистер Элингтон. — Я хочу знать, почему ты отказался поработать сверхурочно, раз это было необходимо.
В юности, когда мы полны надежд, но еще не уверены в себе, несправедливость обрушивается на нас подобно железному занавесу, и мы сразу же начинаем бороться и кричать.
— Да не отказывался я, мистер Элингтон! — вскричал я. — Все было не так. Он меня недолюбливает…
— Хватит орать. Если тебе есть что сказать, скажи по-хорошему.
На несколько секунд я лишился дара речи и стоял молча, наверняка производя впечатление нагловатого юнца, который вполне
Мистер Элингтон вздохнул и бросил нетерпеливый взгляд на стопку писем у него на столе.
— Ну?
— Мистер Элингтон, — начал я осторожно, — мистер Крокстон попросил меня завернуть и отправить образцы нашему немецкому агенту. Я пытался объяснить ему, что мистер Экворт не велел отправлять образцы, пока он лично их не проверит — или вы, разумеется. И еще он сказал, чтобы я не подчинялся мистеру Крокстону.
— А мистеру Крокстону ты это объяснил?
— Нет, он не стал слушать! Я и слова вставить не успел, как он взбесился.
Мистер Элингтон приподнял удивительные густые брови, которые всегда жили собственной жизнью, точно два мохнатых зверька. Его длинное лицо немного скривилось, словно он хотел улыбнуться, но передумал.
— Так ты не выходил из себя?
— Нет, сэр. Потом он начал трясти подо мной стремянку, а когда я кое-как спрыгнул, схватил меня за грудки. Зачем он так? Мог бы и послушать, что я говорю. Ведь я только пытался передать ему слова мистера Экворта. Вы сами сказали, что я работаю под его началом.
— Да, однако он заболел. Кто-то должен был его заменить. — Мистер Элингтон снова стал суровым. — В следующий раз, когда мистер Крокстон останется за главного, просто выполняй его поручения, Грегори, и все.
— Но что я могу сделать, если…
Он снова меня оборвал:
— Хватит. Возвращайся к себе и приступай к работе. Я вполне понимаю, почему мистеру Крокстону не понравилась твоя запальчивость, Грегори. Мне она тоже не нравится. Поработай над собой.
В юности нас чаще обычного посещают не только обида и замешательство, но и внезапные озарения. Отвернувшись от мистера Элингтона и внутренне решив, что его подменили сварливым и неразумным чужаком, я вдруг осознал: он вернулся из Лондона встревоженный и озабоченный. Я почувствовал в нем слабость духа, которая не позволяла ему уладить конфликт между Эквортом и Крокстоном. Он свалил вину на другого, чтобы, по своему обыкновению, спрятать эту слабость даже от самого себя. Мне же оставалось только одно.
— Хорошо, мистер Элингтон, — смиренно произнес я и вышел.
На следующее утро мистер Экворт пришел на работу мрачнее тучи. Простуда выбила его из колеи. Войдя в комнату для образцов и заглянув в журнал, куда мы вносили отправленные образцы, он тут же начал орать:
— Это еще что за новости?! Иди сюда, малый, иди сюда. Тут список кроссбредов, отправленных позавчера в Германию. Вот посмотри. Держу пари, это Крокстон постарался, узнаю его почерк. Стоило мне отвернуться!
Он бухнул журнал об стол и смерил себя злобным взглядом.
— Да что толку с тобой разговаривать! Все равно что со стенкой. Я же тебе сказал: ты работаешь в комнате для образцов со мной и больше ни с кем! Если меня нет на месте, твоя задача — следить за порядком и не пускать
— Ну все, хватит с меня! — рассвирепел я. — Из-за того, что вы мне велели, я поссорился с Крокстоном! А потом он нажаловался мистеру Элингтону, и от него мне тоже попало! А теперь еще вы… Разве я виноват, что вы не можете разобраться со своими обязанностями?
— Так, малый, еще раз позволишь себе такой тон…
— К черту! — Я сорвал с себя передник и швырнул его в угол. — Надоело. Говорю вам, я не виноват…
— Верно, это я виноват.
В дверях комнаты стоял мистер Элингтон. На его лице сияла улыбка. Я сразу почувствовал себя дураком.
— Вы не ослышались, это моя вина, — продолжил он. — Куда ты собрался, Грегори?
— Не знаю, — пробубнил я. — Домой, наверно.
Он приподнял брови.
— Так ты хочешь от нас уйти?
— Нет, мистер Элингтон, не хочу, — искренне ответил я. — Но это ужасно несправедливо, что мистер Экворт начал на меня орать…
— Ладно, малый, помолчи уже, — перебил меня мистер Экворт. — Надевай передник и за работу. Значит так, вот список образцов, которые надо отправить как можно скорее…
— Минутку, Грегори, — уже без улыбки проговорил мистер Элингтон. — Я действительно считаю, что ты не виноват.
— Не виноват, — признал Экворт. — Но мог бы и поскромнее себя вести.
— В будущем мы постараемся уладить все так, чтобы у тебя не возникало сомнений насчет своих обязанностей, — сказал мистер Элингтон, вновь улыбаясь. — Теперь займись образцами, но разбирай их в дальнем углу, пожалуйста. Мне надо поговорить с мистером Эквортом.
Пока я заворачивал образцы в дальнем углу, они склонились над стойкой и тихо о чем-то беседовали. Я расслышал всего несколько слов, но этого было достаточно, чтобы понять: они обсуждают не нашу маленькую ссору, а что-то связанное со штаб-квартирой в Лондоне, о которой я ровным счетом ничего не знал. Вот что я сумел разобрать: старый Кто-то-там решил отойти от дел, и большая часть его акций достанется некому Бакнеру. Мистеру Элингтону это очень не понравилось, и Экворту тоже. Тут я подошел к стойке за журналом и услышал вот что: «…Да, молодой племянник Бакнера по фамилии Никси. Я пару раз с ним общался. Вроде бы приятный человек…» В тот день я впервые услышал имя Никси.
Конечно, тогда оно меня не заинтересовало. Бакнеры и их племянники были мне безразличны. Я ничего не знал о лондонской конторе и не был знаком с тамошними сотрудниками. А вот то, что мистер Элингтон извинился и снова разговаривал со мной не как с запальчивым мальчишкой, а на равных, согрело мне душу. Однако в наших отношениях до и после ссоры все же была разница (для меня очень серьезная): я опять почувствовал себя неловко, как в самом начале, и не решался пойти в гости к Элингтонам. Да, он сам меня пригласил, но если я пойду в ближайшие дни, он может подумать, что я хочу использовать нашу ссору в своих интересах. По крайней мере так я воспринимал сложившееся положение, и мне не пришло в голову, что мистер Элингтон может и не видеть все в таком мрачном свете. Никто мне не говорил, что взрослые куда проще смотрят на отношения, а молодежь часто бывает излишне мнительна.