При блеске дня
Шрифт:
— В твоей очаровательной головке творится какая-то неразбериха, — сказал я.
— Ничего подобного. В общем, нам надо поскорей возвращаться в «Ройял оушен», я должна успеть забрать вещи, оплатить счет и раздать чаевые. Этот же водитель отвезет меня на вокзал. А ты сможешь спокойно поработать, верно, Грег?
— Откуда этот зловещий милый тон, Лиз? Что я такого натворил? Да, мне нужно работать, но ведь я работаю не только ради себя!
Лиз с улыбкой кивнула и ничем себя не выдала. Она больше не просила меня рассказывать о прошлом — и прекрасно, потому что в столовой стало очень людно: слишком много любопытных
— Так кого из сестер Элингтон, говоришь, ты встретил через пять лет? Славную маленькую Бриджит?
— Нет, славную маленькую Джоан. Мы встретились случайно, когда я уже почти отслужил. Я повел ее по кафе и ночным клубам, а потом она выпила лишнего и устроила истерику.
— Из-за чего?
— Из-за смерти Евы. Я стал ее расспрашивать, и Джоан заявила, что Ева не случайно сорвалась, а нарочно прыгнула с утеса.
— Какой ужас! Судя по всему, вы засиделись допоздна. Занимались любовью?
— Нет. Я спал в гостиной на диване. Между прочим, я с ней даже не попрощался — ушел спозаранку, когда она только просыпалась. Больше мы не виделись.
— Что она рассказала тебе про Бриджит? — последовал чересчур непринужденный вопрос.
— Что Бриджит вышла замуж за красавчика-ирландца — Джоан его недолюбливала, — по имени Коннолли, и они живут в Ирландии. Остальные — миссис Элингтон и Дэвид, который тогда уже учился в Кембридже и подавал большие надежды, — уехали из Браддерсфорда. И это в самом деле конец моей истории, Лиз. Я больше ничего не знаю об этих людях. Жизнь не кино. Последняя сцена — жалкая неразбериха и сплошное разочарование. Ни один уважающий себя продюсер такого бы не допустил. Но я предупреждал, что будет скучно.
Элизабет с мудрым видом покачала головой. Затем, поймав мой взгляд, осторожно и загадочно улыбнулась.
— Ладно, Монна Лиз, — осторожно и дружелюбно проворчал я, — я все рассказал. А теперь, если все эти мудрые кивки и многозначительные улыбки хоть что-то значат, скажи мне, в чем дело.
— Какой ты гадкий! — воскликнула Лиз, и я понял, что действительно ее обидел.
— Прости, Лиз, я не хотел. Так, придуриваюсь… Если ты хочешь что-то сказать, не тяни. По правде говоря, мне бы пригодилась твоя помощь.
Мои слова ей польстили.
— Ты первый раз в этом признался, Грег! — тепло воскликнула она. — Но зачем тебе моя помощь?
В самом деле зачем? На минуту-другую я задумался.
— Видишь ли, я не мог рассказать тебе свою историю во всех подробностях, — медленно начал я. — Пришлось многое опустить, включая чувства, переживания, краски. Тем не менее теперь ты все знаешь, и я не могу понять, чем эта история так уж важна и значительна… Однако для меня, Лиз, она почему-то важна. Видишь, я изменился от одних этих воспоминаний. Хотя, быть может, перемены уже и так назревали, а мысли о прошлом лишь подтолкнули их…
— Нет, мне кажется, наоборот, — серьезно проговорила Элизабет. — Воспоминания тебя изменили. Помнишь, когда мы только встретились, я сразу сказала, что ты другой. И еще спросила, уж не влюбился ли, помнишь? Так вот теперь стало еще хуже, Грег. Только взгляни на нас… вспомни, какие мы плели интриги, как пытались устроить, чтобы я вернулась в Англию и мы снова были вместе. И вот мы вместе, а что толку? Даже в Голливуде мы были гораздо ближе. Причем дело не во мне, а в тебе. Нет, не говори ничего, а то я расплачусь! Не хочу плакать. Твой отказ возвращаться в Голливуд, твои странные речи… все это ужасно, Грег! Мне кажется, что-то очень важное вышло на поверхность, какая-то давно погребенная часть твоей души… Нет, не перебивай, ты же сам просил меня высказаться. Я скажу две вещи. Одна из них очень тебя удивит.
Тут она замолчала — не ради эффекта, а потому что наш автомобиль въехал на узкую деревенскую дорогу, по которой шло стадо коров. За нами ехала еще одна машина, и вокруг поднялся жуткий рев коров и клаксонов.
— Продолжай, Лиз, — сказал я, когда все утихло и мы снова поехали.
— Около полутора лет назад я встретила одного из твоих Элингтонов, — спокойно произнесла она.
— В самом деле, милая, ты меня очень удивила. Неужели? Когда, где и кого ты встретила?
— Я уже сказала когда. Это было в Вашингтоне, на вечеринке. Меня познакомили с приятным застенчивым англичанином, который приехал заниматься какой-то таинственной научной деятельностью. Он помогал создавать атомную бомбу, разумеется, сейчас мне это очевидно. Его звали сэр Дэвид Элингтон.
— Сэр Дэвид Элингтон? Да, я видел это имя в газетах… Он известный физик. Но, Лиз, вряд ли это тот самый мальчик.
— Он, он! Мы тогда проговорили около получаса. Он на несколько лет младше тебя, хотя с виду не скажешь, и я помню, как он рассказывал мне про Кембридж и Браддерсфорд. — Элизабет ликующе взглянула на меня.
— Тогда это в самом деле он… Господи! Я помню его маленьким невозмутимым мальчиком, очень умным, неизменно закопанным в книги. А теперь он — сэр Дэвид и помогает создавать атомные бомбы, чтобы стереть нас всех с лица Земли… Лиз, у меня мурашки бегут по спине. Не из-за бомбы… подумать только, как распоряжаются нами Судьба, Время и Случай… как они тасуют и вновь раскладывают карты. Если б мы только могли сделать шаг назад и получше рассмотреть меняющиеся комбинации!..
— Да, милый. Но позволь мне закончить. Я помню наш разговор с этим Элингтоном про Великобританию и английскую кухню, ничего особенного, зато он упомянул, что отправляет несколько посылок с едой своей сестре в Англию… мол, она вдова с двумя или тремя детьми. У меня сложилось впечатление, что эта овдовевшая сестра — все, что осталось от его семьи. Понимаешь, что это значит?
— Ну… — осторожно проронил я.
— Это значит, — торжественно подхватила Лиз, — что твоя Бриджит по-прежнему жива, даже если остальные нет. Сейчас я припоминаю, что он называл это имя… Бриджит.
— Возможно, ты права. Только она не «моя» Бриджит.
— Но ведь в этом вся соль, Грег! Начало и конец! Конечно, она не твоя, но ты всегда считал ее своей…
— Погоди-ка, Лиз. Я не видел ее тридцать два года…
— Какая разница! — воскликнула она. — Это не имеет значения! Мне совершенно ясно, что у всей этой неразберихи есть простейшее объяснение, понятное всякой женщине: юношей ты влюбился в эту Бриджит и с тех пор, сам того не зная, втайне ее любишь!
— Бред, — резко оборвал ее я. — Это было бы слишком просто. Я готов признать, что меня заворожил и пленил некий образ жизни…