При реках Вавилонских
Шрифт:
– Передайте пилотам, что мы готовы.
Кто-то из сидевших у него за спиной начал вслух читать из Книги пророка Иеремии:
«…великий сонм возвратится сюда. Они пошли со слезами…»
Эпилог
Ибо так говорит Господь: радостно пойте об Иакове и восклицайте пред главою народов: провозглашайте, славьте и говорите: «спаси Господи, народ твой, остаток Израиля!»
Вот, Я приведу их из страны северной и соберу их с краев земли; слепой и хромой, беременная и родильница вместе с ними, – великий сонм возвратится сюда.
Они пошли со слезами, а Я поведу их с утешением; поведу
Слушайте слово Господне, народы, и возвестите островам отдаленным и скажите: «Кто рассеял Израиля, тот и соберет его, и будет охранять его, как пастырь стадо свое»;
Ибо искупит Господь Иакова и избавит его от руки того, кто был сильнее его.
Два тяжелых транспортных самолета «Си-130» летели на запад над иракской пустыней.
Сидя на складном стульчике, Исаак Берг негромко разговаривал с майором Бартоком, составлявшим отчет для начальства. Обнаженные руки и торс Берга были покрыты пятнами йода, на шее белела повязка, до которой он то и дело дотрагивался.
Слушая ответы Берга на свои вопросы, майор только недоверчиво покачивал головой. Будучи человеком военным, он с трудом представлял, как мирная делегация едва ли не полностью уничтожила целую роту хорошо обученных солдат. Стремясь удовлетворить как профессиональный интерес, так и личное любопытство, Барток пытался обнаружить те факторы, которые сделали возможным то, что иначе как чудом назвать было нельзя.
– Может быть, нам стоит и в армии создать хотя бы пару батальонов миротворцев, – сказал он.
Берг улыбнулся:
– Наверное, все дело в том, что эти люди настолько жаждали мира и так надеялись на него, что, когда кто-то попытался все испортить, они рассвирепели, как дикие звери, защищающие своих детенышей. Звучит немного парадоксально, но это лучшее из объяснений, которые приходят мне в голову.
– Звучит и впрямь неплохо, – согласился Барток, – но я, пожалуй, напишу, что причинами успеха стали сочетание таких факторов, как умелое руководство, удачный выбор тактической позиции и изобретательность обороняющихся.
– Тоже неплохо, – улыбнулся Берг.
Он взял принесенную стюардом чашку кофе и устало вытянул ноги. Каким же долгим и тяжелым выдался этот казавшийся таким легким рейс.
Между тем майор начал зачитывать то, что он эвфемистически назвал Списками. Их было три.
Убитые.
Раненые.
Пропавшие без вести.
Берг оглядел кабину. Не хватало многих. Другой самолет вез зеленые пластиковые мешки с телами.
– Вот уж кому досталось, так это вашим парням, – заметил Барток.
Берг кивнул. Из шести сотрудников службы безопасности погибли пятеро: Брин, Каплан, Рубин, Альперн и Маркус. Остался лишь Яффе, да и тот числился в списке раненых. Дворцовая гвардия Хоснера. Его орудие coup d'etat. [3]
Все они остались верны ему, и он оставался с ними до конца. Что еще могут хотеть люди друг от друга? Они были профессионалами, а профессионалы всегда несут самые крупные потери. Так было всегда.
Взять хотя бы экипаж «Эль-Аль». Тоже профессионалы и тоже понесли большие потери. На своем самолете, будь то в Лоде или Вавилоне, ответственность за пассажиров ложится на них. И они не уклонились от нее. Даниил Якоби и Рахиль Баум получили серьезные ранения и лежали сейчас на операционных столах. Но лучше лежать на зеленом брезенте, чем в зеленом мешке. Питер Кан тоже сильно пострадал, но его состояние оценивалось врачами как стабильное. Пилота уже прооперировали. Хирург показал Бергу пропитанную кровью карту, которой тот закрыл
3
Государственный переворот (фр.).
– Она спасла ему жизнь, – сказал он. – Так что за ним должок. Напомните, когда парень выйдет из госпиталя.
Берг скомкал карту и бросил в мусорную корзину.
В числе погибших были и секретари, и переводчики, и помощники. Четверо тех, кого зарезали на посту. Те, кому судьба определила умереть в воздухе, не долетев до Иерусалима. Берг не знал их всех и был рад этому обстоятельству, потому что в его сердце уже не осталось места для печали обо всех.
Несколько человек числились пропавшими без вести. Самая жестокая и тяжелая статистика. Что делать их родным и близким? Оплакивать мертвых или надеяться на то, что они живы? Пусть раненные, пусть искалеченные, пусть в плену, но живы? Молиться за то, чтобы они попали к арабам? Лучше других на этот вопрос ответила бы, пожалуй, Мириам Бернштейн. Теперь у нее было двое таких.
Значилась в этом списке и Наоми Хабер. Берг совсем не знал, что случилось с ней. Как, впрочем, и остальные. Некоторые всерьез полагали, что она спустилась ночью по склону и застрелила Каплана, положив тем самым конец его мучениям. Все слышали какой-то выстрел, и было бы наивно полагать, что милосердие проявили сами мучители. Но если так, то где Наоми? Коммандос ее не нашли.
И еще Джон Макклюр. Человек-призрак исчез незаметно, как и подобает людям его профессии. Берг хорошо понимал Макклюра, мир которого был и его собственным миром. В этом мире возможно все, но нежелание показаться своим спасателям представлялось странным даже по стандартам этого мира. Он ли застрелил полковника Ричардсона? Берг подозревал, что именно так и произошло, и даже догадывался, в чем дело. Врачи, проводившие вскрытие американца, сообщили, что пули в теле не оказалось – она прошла навылет. Значит, стреляли с близкого расстояния.
Но где Макклюр теперь? Возможно, в американском посольстве в Багдаде. Или на явочной квартире в Хиллахе. Берг ничуть не удивился бы, если бы Макклюр всплыл однажды, например, в библиотеке Информационного бюро Соединенных Штатов в Бейруте. Такой незаметный архивный работник. Они всегда возникают именно так.
Майор Барток повернулся и поинтересовался, хорошо ли Берг знал Хоснера:
– Он действительно вел себя как настоящий лидер?
– Действительно.
Хоснер. Где он, Яков Хоснер? Возможно, погиб. Узнают ли они когда-нибудь всю правду?
Непростой был человек, и Берг все еще не мог разобраться в своих чувствах к нему. Конечно, его поведение определялось не только личной ненавистью к Ахмеду Ришу, но эта ненависть, безусловно, сыграла немалую роль. И еще Бергу казалось, что Хоснером двигало стремление к смерти. Конечно, он хотел жить, но при этом хотел и умереть. В такой игре не проиграешь. Хоснер остался победителем. До самого конца. Возвращение в Иерусалим ставило его перед необходимостью отвечать на весьма неприятные вопросы, и, будучи человеком гордым, он нашел для себя выход. Остался там, где победил.
Мириам Бернштейн сидела на полу, прислонясь к переборке и подтянув к груди колени. Монотонный гул двигателей убаюкивал, но она не могла уснуть. Рядом на откидном брезентовом сиденье устроился министр иностранных дел.
Эйфория прошла. Пассажиры засыпали. Лишь несколько человек никак не могли отойти от всего произошедшего, с маниакальным упорством доказывая что-то смертельно уставшим соседям. Даже солдаты не хотели ни разговаривать с ними, ни слушать их и один за другим уходили в хвостовую часть. В воздухе стоял тяжелый запах тел, эфира и лекарств.