Прибежище
Шрифт:
Убежденный идеалист? Я? Что-то я в это не верю. В чем это я был убежден хоть когда-либо? В том, что нужно хорошо работать? Делать доброе дело для своих клиентов, добросовестно ремонтировать их отопление или канализацию? Гонять на байке настолько быстро, насколько хватит смелости? Носиться на сумасшедшей скорости по шоссе и дорогам, стараясь лететь быстрее, чем кто-то еще? Быстрее, чем мой отец?
Ребекка заметила удивленное выражение у меня на лице, вызванное ее словами. И положила мне руку на колено.
– Все дело в твоей сестре, – пояснила она. – Ты верил в нее
Льюис распахнула дверцу и спрыгнула на утоптанную землю, оставив меня в недоумении раздумывать над ее словами, продолжавшими вертеться в голове. Очень доброе замечание. Трогательное. Но я-то отнюдь не собирался дурить самого себя. Не был я таким уж хорошим и любящим братом. Да, конечно, я очень старался возместить этот свой недостаток. И делал все, что мог, чтобы исправить такое положение вещей. Но уже понимал, что этих усилий всегда было недостаточно.
Ребекка подошла к воротам, раскачивая бедрами, туго обтянутыми джинсами. С усилием отвалила створки в стороны, превозмогая сопротивление высокой травы. Махнула рукой моему папе и Шиммину, забралась обратно на водительское сиденье и поехала дальше.
Начал накрапывать дождик. Тяжелые капли упали на лобовое стекло. Они ударялись о поверхность, рассыпались на мелкие брызги и стекали вниз тоненькими струйками. Ребекка включила «дворники». Они разнесли воду. Деревья вокруг превратились в смазанную массу. И собравшиеся над нами облака тоже.
Фургон раскачивался, подпрыгивал и скрипел, дождевая влага била в стекла окон и в металлические сайдинги. Мы словно были в лодке, попавшей в водоворот. Фургон достиг трехстороннего перекрестка. И поехал дальше по среднему ответвлению дороги, в глубь лесных зарослей. Как только мы въехали под прикрытие миллионов сосновых иголок, висящих над нашими головами, дождь тут же стих. Подъехали ко вторым воротам. Увидели старую графитовую доску. И это название – «Yn Dorraghys». Серо-зеленый полумрак, что нас сейчас окружал, приносил холод, влагу и духоту. Больше я сюда ни за что не поеду. И в этот лес даже не сунусь, пока жив.
Ребекка подъехала поближе к коттеджу. Шиммин подвел машину убитого лысого и поставил ее рядом с нашим фургоном. Синяя краска кузова была вся мокрая и скользкая от дождя. Инспектор достал из кармана платок, протер ключи от машины. И засунул ключи за противосолнечный козырек. Протер козырек, руль и все остальное, чего мог касаться. Обернув руку платком, открыл водительскую дверцу. Выбрался наружу и поднял воротник своего макинтоша.
Я глянул на отца. Он пустым взглядом смотрел куда-то вперед, в мрачные глубины леса. Мне показалось, что он так погрузился в собственные мысли, что улетел отсюда куда-то далеко-далеко. Отрешился. Выпал из окружающей действительности. Я подумал, что он, наверное, воображает себе, как тут бывала Лора. Выполняла поручения и просьбы прячущихся в коттедже. Проверяла, как тут Лена. Пыталась найти решение проблемы, которая была ей не по зубам.
Папа открыл дверцу машины. Вышел наружу. Выпрямился и посмотрел на Шиммина поверх мокрой крыши «Воксхолла». Обошел машину спереди и положил руку Шиммину на плечо. После чего повел его к задку фургона, где к ним присоединились Ребекка и я.
Шиммин поглядел на меня и покачал головой, глубоко засунув руки в карманы макинтоша. Выпятил челюсть в сторону коттеджа.
– Так и не желаешь сдаваться, а, парень? – Он чуть улыбнулся, кажется, невольно. – Похоже, я насчет тебя ошибался. Яблоко упало не так уж далеко от яблони.
– Мик мне все рассказал, – сказал папа. Его голос прозвучал хрипло и торопливо. – Про то, как ты там управился в отеле. И чего все это тебе стоило. – У него вдруг перехватило горло, и он опустил взгляд вниз, потом выругался и вытер слезы с глаз. Подошел ко мне, взял меня ладонью за затылок и прижал мое лицо к своей груди. – Я горжусь тобой, сынок, – прошептал он, дыша мне в ухо. – И Лора бы тоже гордилась. Ты ее не подвел.
Я ничего ему не ответил. Просто не мог. Вместо этого я сильно сжал его и уткнулся лицом ему в грудь, а потом отступил назад к фургону и отворил одну из задних дверей, а Ребекка распахнула другую. Шиммин забрался внутрь, чуть задержавшись, чтобы положить ладонь на мое целое плечо, а затем потащил тело человека по имени Мензер по дощатому полу к двери. Папа ухватил тело за ноги, уже держа пластиковый пакет со всеми вещичками покойника, и отступил назад, давая Шиммину возможность вылезти из машины, удерживая труп за руки. Голова покойника безвольно болталась между коленями Шиммина.
– Подождите, – сказала Ребекка. Она сунула руку в пластиковый пакет. Достала оттуда мобильник лысого. – Все, – кивнула она. – Пошли.
Я отпер парадную дверь коттеджа и отступил в сторону, а папа и Шиммин занесли тело внутрь и потащили его в кухню. Шиммин остановился, подождал, пока папа откроет дверь в гараж. Потом они, кряхтя и тяжело дыша, потащили труп дальше, и я слышал шарканье их ног и шорох трущегося о бетонный пол тела, пока они дотащили его и уложили рядом с трупом Андерсона.
– Нельзя их тут оставлять просто так, – сказал я Ребекке. – Кто-нибудь на них обязательно наткнется. Машину нетрудно заметить. И тогда начнут разнюхивать.
– Они тут долго не пролежат, – качнула головой Ребекка. – Как я тебе уже говорила, в разведке умеют убирать за собой. У меня там есть связи и контакты. Люди, с которыми можно договориться. Я скажу им, чтобы приехали, все тут убрали и подчистили. Много времени это не займет.
– Значит, это все? Этим все и кончается? – Говоря это, я уже понимал, что для меня все это дело кончается там же, где и началось.
– Нет, – сказала Ребекка твердо и убежденно. – Первое – следует убедиться, что Эрик сумел освободить Лену. Потом я намерена ее найти и побеседовать с ней. Нужно выяснить, что ей известно.
– А потом?
– Кто-то ведь стоит за всем этим делом. Кто-то изнутри этой конторы. – Льюис показала мне мобильник покойного. – Я их найду. Все отслежу и доберусь до первоисточника. И заставлю этого человека за все заплатить. За Алекса. За Лену. И за твою сестру. А потом приеду и все тебе расскажу. Вот только тогда ты поймешь, что все кончено.