Причём тут менты?!
Шрифт:
Если б бедолага Василиваныч еще умел писать! Но нет, теперь ему суждено погибнуть за мелкие «фактики», чуть искаженные и безобразно поданные! «Покорный слуга» чаще других рискует оказаться выпоротым. Что ж делать?! Какой ду…
«Итак, давайте немного погадаем насчет «основной версии следствия». И забудем о незавуалированных угрозах, от кого бы они ни исходили! А чтоб вы, уважаемый читатель, смогли почувствовать себя на равных со следствием… и вашим покорным слугой — последняя маленькая подсказка: телохранитель того же господина К. до странности пренебрег своими прямыми обязанностями
Существовал и четвертый вопрос: почем нынче костыли для газетных попрыгунчиков? Только когда я еще раз перечел статью дома за чашечкой успокаивающего чая, до меня дошло, что, возможно, стиль Василиваныча и оставляет желать лучшего, но в умении «врать по правде» ему не откажешь! Это ж надо: «похоже, Шамиль не согласился», «встретился… после долгих ухищрений» с Тарановым, «печально закончившийся разговор» Шамиля с Корневым! А может, печально для Шамиля закончился не разговор и не последовавшая за ним поездка, а — вся жизнь? Или именно несколько последних ее мгновений? К примеру, Александр Матросов, что для него «печально закончилось» — последняя атака… или все же бросок на пулемет? Я набрал рабочий телефон Алферова.
— Гаррик?
— Читал?! ~ Угу.
Мы помолчали.
— Ты что, не передавал ему аналогичной просьбы своих друзей? — спросил наконец Гаррик.
— Во-первых, «друзей»! А… ладно, друзей… Они хотели сами с ним встретиться, чтоб все то же сказать, он согласился.
— Забавно!
— Куда смешней!
— По-моему, наш разговор не клеится…
— А что сказать?
— Ты не позвонишь им, не спросишь, что они теперь с ним… черт! Закройте двери! Не смейте проветривать мне помещение! Не пойду в буфет! — заорал он на кого-то неожиданным дискантом.
— Они, понимаешь, — сообщил Гаррик в трубку горделивым шепотом через пару секунд, — они тут все за мной ухаживать принялись, говорят, Василиваныча хлопнут, один толковый криминальный журналист останется!
— Так я тут, дома. Что ж они за тобой ухаживают?
— Что? А! Понял. Ну ты парень от скромности не умрешь!
— Василиванычу смерть от нее тоже сейчас не грозит! Что делать будем?
— Это Василиванычу от скромности?!! Да он раздулся, как презерватив на параде… а, понял. Нет, надо что-то делать. Он ведь все же живой и прямоходящий. Слушай, я все равно материалы с утра заслал уже, надо сваливать, а то они меня тут захвалят, а я днем не пью, ты же знаешь… А по телефону-Давай я сейчас подъеду, ты пока попробуй в «Астра…», ну, звякни клиентам, спроси, когда! они его… Ой, Леночка-Леночка-Леночка, это у тебя с коньячком кофе? Все, Димон, мне некогда, через час буду, давай!
«День» Гаррика Алферова закончился сразу после полудня. Когда спустя пару часов после наших телефонных переговоров знатный журналист ввалился в мою квартиру, достаточно было искоса взглянуть на него, чтобы понять, что он пьет уже около 140 минут. Как только я смог посмотреть на него прямо — а это было сложно сделать, так как его уже пошатывало из стороны в сторону, — стало ясно, что погрешность составляет минут десять, как минимум. В плюс.
— Дыхни!
Нельзя сказать, чтоб я мгновенно опьянел, но потребность поддержать друга почувствовал сразу же.
— Фу, кто же пьет пиво и красное венгерское из пакетов после коньяка! — только и сказал я ему, отправляясь к бару за бутылкой «Русского принца».
— Да, так и получилось, а как ты…
Так вот и начался наш нетелефонный разговор.
Через пару стопок мы уже горячо обсуждали больные проблемы больного Василива-ныча.
— Да он чокнутый. Хорошо еще, если его милицейские раньше достанут, чем «Астратур»! — орал Гаррик, покачиваясь на кухонной табуретке так, будто задался целью изобрести новый танец: сидячий, для безногих.
— Это еще почему?! — вопрошал я, налегая на «Русского принца», чтобы хоть как-то сравниться с собеседником в экзальтированности.
— Да они не меньше нашего от его статейки прибалдели в ГУВД! Они ничего ему не говорили!! Правда, ничего и опровергать не стали!
— Почему?
— А может, и есть сермяжная правда в его прописанных истинах! Кто его зна! Мне один дядька знакомый из прокуратуры сказал, мол, «он доиграется со своими информаторами»!
— Да какие у него информаторы?!
— Вот и я думаю, раньше никаких не было! Еще по пятьдесят?
— Как говорит Княже, «по полташке», это любая емкость до* половины, бери-ка во-он те кружки!
— Хы! Бр-р! Чем трольше пью, тем дольше брезвею! Дима, а в «Астратур», убивцам, ты звонил?
— Да пока ты ехал, я мог бы всех служащих обзвонить!
— Ну и что?
— Что они скажут! С Тарановым опять перекинулся парой фраз!
— А он?
— Ленинградский почтальон! Бывший гэбист, никакое не доверенное лицо, тоже телохранитель, как Богдан… Что он? Нет, ты меня удивляешь сегодня, Гаррик! Он, ясен нос, сказал, что Василиваныч «всех разочаровал»…
— Кроме читателей! И-ик!
— Прекрати меня перепивать! Переби вать! Вот, а я ему — не трогайте, мол! А он — «кто же говно трогает»!
— Угу. Его не трогают. Но убирают.
— Об этом я не подумал. Черт, а может, этот Таранов тоже подразумевал… это… ну… то… Слшай, Гррик! Двай ще по одной, а птом Васильванычу пзвним, а?
— Врио! Ще по одной! И пзвним! А зачем?
— А скажем, чтоб дурака перестал валять! — на удивление внятно сформулировал я. — И чтоб спрятался!
— Д-вай!
И мы добили «Русского принца» — как те большевики. А потом…
Мы звонили Василиванычу, затем гуляли, обедали в ресторанчике «Старая деревня», звонили ему и оттуда, и позже, когда снова вернулись ко мне, затем я еще раз набрал его номер среди ночи, когда проснулся от Гаррикова бреда насчет «войны мафий» — он переживал даже во сне, что пока все лавры доставались его конкуренту! — но трубку в его квартире никто так и не снял.
А утром следующего дня мы услышали в «Петербургской панораме» по курковскому радио, что когда мы общались накануне в три часа дня, в Василиваныча стреляли.