Причина смерти
Шрифт:
— Получается, вы настроены против него, — помолчав, произнес Стилс.
— Не могу с вами согласиться, потому что это полная чушь. И если он тронет меня еще раз, я добьюсь ордера на его арест.
Он снова помолчал.
— Шеф Стилс, — продолжала я. — Думаю, главное сейчас — это ужасная ситуация в сфере вашей юрисдикции. Мы можем поговорить о Теде Эддингсе?
Он откашлялся.
— Конечно.
— Вы знакомы с делом?
— Меня ввели в курс, так что знаком хорошо.
— Отлично. Тогда, уверена, вы согласитесь, что расследование нужно провести с особой тщательностью.
— Полагаю, такого подхода заслуживают все происшествия
Чем больше я его слушала, тем больше злилась.
— Вы, возможно, не знаете, но Эддингс увлекался коллекционированием, собирал раритеты времен Гражданской войны. Неподалеку от места, где он нырял, проходили бои, и вполне вероятно, что его интересовали, например, такие артефакты, как ядра.
Судя по всему, Рош уже поговорил с миссис Эддингс. Или, может быть, шеф познакомился со статьями самого Эддингса, в которых тот описывал свои подводные изыскания. Не будучи историком, я все же прекрасно понимала, что все эти теории смехотворны.
— Самый крупный бой в вашем районе произошел между «Мерримаком» и «Монитором». И случилось это в нескольких милях от верфи, на Хэмптон-роудс. Ни о каких сражениях на реке Элизабет или вблизи ее ничего не известно.
— Но ведь мы не знаем этого наверняка, не так ли, доктор Скарпетта? — задумчиво заметил Стилс. — Речь может идти о любых снарядах, о любом попавшем в реку мусоре, об убитых. Тогда ведь не было ни телекамер, ни армии репортеров. Был только Мэтью Брейди. [24] Между прочим, я сам большой любитель истории и много читал о Гражданской войне. Лично я считаю, что этот парень, Эддингс, явился на верфь, чтобы прочесать как следует дно. Надышался отработанных газов от своей установки и умер. И все, что у него было при себе — штуковины вроде металлоискателя, — ушло в ил.
24
Брейди Мэтью (ок. 1823–1896) — американский фотограф, один из основоположников фоторепортажа. Им была сделана серия фотоснимков, посвященная Гражданской войне в США.
— Я рассматриваю этот случай как возможное убийство.
— А я, основываясь на вышесказанном, с вами не согласен.
— Надеюсь, прокурор, после того как мы поговорим, примет мою сторону.
Стилс не ответил.
— Насколько я понимаю, вы не намерены приглашать людей из отдела анализа уголовных расследований ФБР. Раз уж решили, что мы имеем дело с несчастным случаем…
— В данный момент я не вижу ровным счетом никаких оснований беспокоить Федеральное бюро расследований. Я так им и сказал.
— Что ж, зато я вижу такие основания. — Мне едва хватило выдержки, чтобы не бросить трубку. — Черт, черт, черт! — сердито бормотала я, хватая вещи и вылетая за дверь.
Спустившись вниз, я взяла со стены ключи, вышла на парковку и села в синий «универсал», который мы иногда использовали для перевозки тел. Этот автомобиль нельзя было назвать катафалком, но и увидеть такую машину у соседского дома мне лично не хотелось бы. Большая, с затемненными стеклами и шторами, вроде тех, которые можно увидеть в похоронных конторах, без задних сидений, с креплениями на выстланном фанерой полу. Директор морга повесил на заднем зеркале несколько контейнеров с освежителем воздуха, и теперь в салоне стоял тяжелый запах кедра.
Приоткрыв окно, я выехала на Мейн-стрит, радуясь тому, что дороги уже просто мокрые, а не скользкие и движение не слишком интенсивное. Холодный, сырой воздух приятно освежил лицо. Я знала, что должна сделать, хотя и приходила в церковь лишь в крайнем случае, в минуты кризиса, когда сама жизнь толкала меня туда. Сложенная из кирпича и сланца, церковь Святой Бригитты больше не закрывала свои двери по ночам — мир, к сожалению, стал другим, и в этот час здесь встречались «анонимные алкоголики», так что я знала, когда туда можно прийти, никому не мешая.
Оставив машину на парковке, я вошла через боковую дверь, окунула пальцы в чашу со святой водой. Статуи святых охраняли крест и сцены с распятием за сверкающим витражным стеклом. Я выбрала скамью в заднем ряду, пожалев о том, что здесь не горят больше свечи, преклонила колени и помолилась за Теда Эддингса и его мать. За Марино и Уэсли. За свою племянницу. Потом села и закрыла глаза, чувствуя, как спадает напряжение.
Около шести я собралась уходить, но, задержавшись в притворе, увидела освещенную дверь библиотеки. Не знаю, что заставило меня пойти туда, но в какой-то момент мне показалось, что противостоять Книге зла можно только с помощью другой книги, считающейся священной, и что несколько секунд, проведенных с катехизисом в руках, могут быть именно тем, что мне сейчас необходимо. Войдя в библиотеку, я увидела пожилую женщину, расставлявшую на полках книги.
— Доктор Скарпетта? — удивленно и как будто обрадованно сказала она.
— Добрый вечер, — смущенно ответила я, потому что не помнила ее имени.
— Я — миссис Эдвардс.
Миссис Эдвардс, подсказала мне память, отвечала за социальные службы церкви и обучала новообращенных католиков, среди которых надлежало бы быть и мне по причине редкого посещения храма. Маленькая, пухленькая, она никогда не была в монастыре, но неизменно пробуждала во мне то же чувство вины, что и добрые монахини во времена моей юности.
— Нечасто доводится вас видеть здесь в такой час.
— Проезжала мимо и заглянула на минутку. После работы. Боюсь, что пропустила вечернюю молитву.
— Это было в воскресенье.
— О да, конечно.
— Что ж, рада вас видеть. Я уже собиралась уходить… — Словно чувствуя мою нужду, она задержала взгляд на моем лице.
Я пробежала глазами по книжной полке.
— Вам помочь? — спросила миссис Эдвардс.
— Катехизис, если можно.
Она прошла через комнату, сняла с полки книжку и подала ее мне. Это был внушительный том, и я засомневалась, что приняла верное решение, потому что сильно устала и не знала, в том ли Люси состоянии, чтобы читать именно эту книгу.
— Может быть, я могу помочь вам чем-то еще? — любезно поинтересовалась миссис Эдвардс.
— Я хотела бы поговорить со священником. Минуту, не больше.
— Отец О’Коннор посещает больницы. — Ее взгляд не оставлял меня. — Могу ли я вам помочь?
— Возможно…
— Давайте присядем.
Мы выдвинули стулья из-под незатейливого деревянного стола вроде того, за которым я девчонкой сидела в приходской школе. Я вдруг вспомнила, с каким нетерпением и предвкушением чуда открывала тогда книги. Мне всегда нравилось узнавать что-то новое, учиться, а возможность сбежать из дома казалась божьим даром. Мы с миссис Эдвардс смотрели друг на друга, как добрые подруги, но начать разговор было трудно, потому что я не привыкла к откровенности.