Причуды Саломеи, или Роман одной картины (Валентин Серов – Ида Рубинштейн)
Шрифт:
«Ни микрона банальности!» – эти слова стали ее девизом. Что и говорить, ее особняк в Париже поражал всякое воображение эксцентричным убранством.
«Дом просторный и тихий. В большой гостиной комнате висит тяжелый занавес, скрепленный золотыми кистями, как в театре. Встроенные в одну из стен зеркала придают комнате таинственность, удлиняя ее. Сенегальские инструменты пыток зловеще мерцают в темном углу, искусно развешанные ткани из Абиссинии образуют как бы вход в пещеру Аладдина, из древних Афин статуя оракула с застывшими чертами, японские боги и божки, самурайские мечи, будто ждущие жертвы.
Ида
Тропинки в саду были уложены голубой мозаикой. Здесь фонтан. Здесь беседка из вьющихся растений. Неожиданно появляются розовато-лиловые гиацинты, затем азалии перламутровых оттенков, затем, как белопарусная армада средь волн, одурманивают ароматом стройные ряды лилий, поднявшиеся над голубой подстриженной травой. Разительные переходы, резкие, волшебные!
В этом волшебном саду разгуливали недовольно цокающие павлины. Среди зеленых крон летали райские птицы, которые, благодаря хитроумно размещенным клеткам, казалось, находились на свободе. Иногда к гостям выводили любимицу Иды – маленькую пантеру, которая охраняла ее спальню…» – так отзывались о ее доме очевидцы.
Кстати, о пантере.
В это же время в погоне за острыми ощущениями Ида начала ездить охотиться на львов в Африке и медведей в Норвегии. Приведем выдержку из автобиографической статьи, появившейся, когда она была на вершине славы: «Вам угодно знать про мою жизнь? Я лично делю ее на две совершенно самостоятельные части: путешествия и театр, спорт и волнующее искусство. Вот что берет все мое время. Одно велико, другое безгранично. Я то уезжаю в далекие страны, то подымаюсь в заоблачные сферы, по крайней мере, мне лично так кажется. Что же по этому поводу думают остальные, меня интересует меньше, чем вы можете думать. Вероятно, многих удивит такая безалаберная, кочующая жизнь, при которой я не знаю, что будет со мной через неделю. Я же нахожу в ней наибольшую прелесть. Без этого я не могла бы вовсе жить. Мне необходима смена, и полная смена впечатлений, иначе я чувствую себя больной».
Некий знаменитый поэт выразился о некой знаменитой поэтессе: «Скучна, беспола и распутна». Эти слова почти точно подходят к Иде. Почти – потому что она, конечно, была беспола и распутна, как никто другой, но скучна – о нет! От других очень богатых женщин, которые подкрепляют свои убогие прихоти несметными деньгами, она отличалась тем, что находила несметным деньгам применение в удовлетворении своих невероятных прихотей.
Но самой желанной прихотью по-прежнему оставался театр.
И наконец-то Ида его заполучила!
Обратимся к воспоминаниям Натальи Трухановой – балерины, но настоящей, не любительницы, покорившей в свое время Париж.
«Рубинштейн была презентована Парижу в 1909 году самим гениальным Сергеем Дягилевым. Гений Дягилева, увы, имел пределы. И пределы эти определяли деньги. Дягилеву, прославившему русское искусство по всему миру, приходилось идти и на компромиссы разного свойства.
Расставшись с мечтами о посте русского министра изящных искусств и растратив на подготовку своих постановок все имеющиеся у него чужие, кстати, деньги, Дягилев перед самым открытием своего первого сезона в Париже очутился в затруднительном положении.
Случай свел его в Петербурге с Идой Рубинштейн, женщиной, располагавшей крупными денежными возможностями и жаждавшей найти применение своей бездарности. Для Дягилева встреча эта была находкой, для Рубинштейн – тоже.
Благодаря денежным средствам, предоставленным Рубинштейн в связи с включением в труппу, Дягилеву удалось начать свой первый сезон в Париже.
Это единственный плюс в артистической деятельности Рубинштейн.
Нужно отдать Дягилеву должное, он оказался благодарным человеком и предоставил Рубинштейн условия контракта такие блестящие, каких никогда ни один высокопоставленный артист при дебюте не имел.
Рубинштейн обладала совершенно выдающейся внешностью. Серов запечатлел Рубинштейн на ставшем знаменитым портрете. Модель изображена обнаженной, но так мастерски, что она не кажется обнаженной. Перед нами – паукообразное, противное любому канону красоты создание, отнюдь не представляющее собой соблазнительное женское тело. Это скорее геометрическая схема или подобие энигматической [2] фигуры на египетских горельефах.
Дягилев со свойственным ему гением извлек, однако, из этих данных необычайный эффект.
2
Т.е. загадочной (греч.).
Одним из первых балетов, представленных Дягилевым в Париже, была «Шахерезада». Исключительная постановка, а главное – Нижинский вызвали величайший восторг публики. В роли Зобеиды появилась Рубинштейн. Именно появилась! Она не играла. Она просто проходила в чудесном костюме через сцену, доминируя над всеми участниками балета своим ростом, ложилась на утопавшее в золотых тканях и пестрых подушках ложе и, застыв в царственной позе, наблюдала за поистине сказочно-прекрасным сценическим действием.
Кульминацией был эпизод, когда неожиданно возвратившийся с охоты султан Шахриар чинил расправу над своим разбушевавшимся гаремом. Тут Зобеида вставала во весь рост, и, покоренный одним видом девушки, властитель заключал ее в свои объятия.
Занавес. Фурор.
И правда, окруженная великолепными исполнителями, но бездействующая, Рубинштейн, по сути, не танцовщица, а мимистка, производила необычайное впечатление.
На следующий год Дягилев показал ее в «Клеопатре» Черепнина. И опять в смысле исполнения, играя роль, она не играла, а как бы присутствовала в общем действии. Вновь она явилась только видением, напоминавшим своей бирюзовой одеждой и синим париком голубые лотосы».
На минуточку отвлекаясь от цитаты, добавим, что именно Ида Рубинштейн ввела в моду цветные волосы.
«По одной роли судить артиста трудно и несправедливо. Но уже в следующей роли все его свойства, качества и недостатки обрисовываются вполне определенно. Так и в случае с Рубинштейн. Вторая роль давала право решать, что именно представляет собой исполнительница. Рубинштейн могла появляться лишь в роли красивейшего видения, но оставаться совершенно чуждой выразительному искусству.
Ни темперамента, ни характера».