Придорожная закусочная, или Они все так делают: Комедия
Шрифт:
Герберт. Этим людям надо дать пинка под зад, только тогда они начнут что-то делать.
Курт. Я тоже так считаю.
Герберт. Мы тоже могли бы способствовать уничтожению природы, но мы, к счастью, выехали на поезде для автотуристов.
Курт. Почему люди так редко читают книги? Почему так редко пьют красное вино?
Изольда. Позже мы могли бы прогуляться пешком.
Все усердно вытирают бумажными салфетками столы и стулья.
Герберт. Вечно нужно убирать за этими людьми! Почему им не сидится дома?
Курт. Они, возможно, выиграли бы, если бы надевали привлекательное белье, как это делают женщины.
Герберт. Могу сказать только за себя, но вчера мы вдвоем с Клавдией ходили к себе в гости.
Клавдия. Правда. Отсидели в гостях у себя дома, пока не кончилось время визита.
Курт. Пожалуйста, издайте понятный всем крик о помощи, если кто-то попытается угнать нашу машину.
Выглядывает наружу, снова садится на место.
Изольда. Герберт и Клавдия, послушайте, ваша манера выражаться так и пестрит перлами. Каждое слово в золотой оправе. Мне это бросилось в глаза только сейчас, когда вы на виду у всех подносите к губам свои чашки.
Курт (вскакивает и снова садится).Нет, ложная тревога. Они все еще сидят на корточках, словно безвременно почившие, у своих перегруженных развалюх у входа, трутся о него, как коты о дверь, чтобы их впустили. Хотят всего лишь набрать в бутылки воды из-под крана. Ох уж эти мне иностранцы! Забавные, как животные, так и льнут к нам. А местные жители так и рвутся за границу.
Изольда. Не пора ли нам собираться в дорогу, Клавдия?
Клавдия (смотрит на часы).Сейчас, Изольда! Надо только взглянуть на карту и выбрать маршрут.
Курт. Что такое, собственно говоря, ненависть? Что такое любовь? Любовь и ненависть расширили эту страну, сделали ее больше других. Потому что люди здесь очень уж много из себя выдавливают. Чтобы привлекать и развлекать других Моцартом и всякой связанной с ним чепухой, дурацкими поделками из пластика.
Герберт. Да, они развлекают людей.
Курт. Извольте радоваться!
Изольда. Немного погодя, Курт, надо бы пойти и что-нибудь купить.
Курт. Что ты тут купишь? Лучшее, что здесь имеется, гора Крест Рупрехта, сделано не людьми, а природой.
Клавдия. Но может, мы заведем там новое знакомство, которое пригодится?
Изольда. И озарит, наконец, нашу жизнь светом.
Курт. То, что вы здесь видите, — всего лишь отблеск телеэкрана. Что ни мгновение, то возбуждающая картинка.
Герберт. Вон там телевизионная комната, на случай дождя. (Показывает на порнографический плакат.)В этом забытом Богом углу, где Иисус, скучая, проводит свою молодость.
Курт. Каждому по спортивному снаряду, в соответствии с комплекцией. Что прежде было богами, теперь обернулось телезвездами, чьи выступления без всякого толку крутят по всем каналам. Нами никто не интересуется.
Герберт. Да уж. Отбросы общества пялятся в ящик, увеличивающий их собственное отражение.
Изольда. Курт, ты что-то давненько не был со мной, не давал мне оснований для удовлетворения. Ты об этом подумал?
Курт. Ты соображаешь, что говоришь? Наверное, ты тоже заметил, Герберт, женщины все время хотят, чтобы их вытаскивали из грязного омута большой и верной любви. И чтобы делали это непременно мы! Они-то уж точно вычислили, сколько и чего мы им должны.
Герберт. Ты прав. Но нам-то какое дело.
Слышен гул, словно где-то рядом появился пчелиный рой. Все некоторое время прислушиваются. Пчелы гудят все злее.
Нечего вслушиваться в гул недовольных. Это животные, не люди!
Курт. Там что-то случилось. Люди вроде нас не дают повода для недовольства.
Герберт. Не надо отпускать повода. Их надо держать в узде, не то не оберешься беды.
Клавдия. Могу ли я рассчитывать, Герберт, что сегодня вечером найду у тебя понимание?
Герберт. Смех, да и только! Ей-богу! Клавдия, ты, видно, хочешь растранжирить весь запасец из своего колодца, до самого дна! А у меня любая мелочь идет в дело.
Курт. У меня тоже!
Герберт. С чего бы это я так тверд, Клавдия?
Клавдия. Что-то я не заметила у тебя твердости.
Слышен гул пчелиного роя.
Изольда (показывает на порнографический плакат).Ты только посмотри, разве это спортсменка? Хочет, чтобы ее продавали большими тиражами, эта, как ее? Ну да наплевать! Во всяком случае, все ее достижения — всего лишь жирное пятно на глянцевой бумаге.
Клавдия. У нее и между ног-то ничего нет, только едва заметная полость из пластика. Должно быть, ей неведомы никакие табу, кроме медицинских запретов — для охраны ее владений. Ах, если бы и с нами было все так просто! Принимать пилюли, отшивать разных субъектов, куда как славно!
Герберт. Ты ведь не хочешь быть такой, Клавдия?
Изольда. Ты что? Именно такой ей и хочется быть!
Герберт. Прямо из-под печатного станка, совсем как новенькой…