Придурки
Шрифт:
Генерал припёрся. Скучно ему. Вообще-то нет, не скучно. Он боится, что я его должность упраздню за ненадобностью. А впрочем, не так уж и боится. Он тогда устроит военный переворот и введёт хунту. Только ему этого пока не хочется. Он любит просить у меня гречневой крупы для солдатиков. А если он станет диктатором, то у кого её просить?
Но поскольку нам никто не угрожает, хоть их режь, он постоянно придумывает всякие опасности отечеству.
«Ваше Величество, – рапортует, – по данным Генштаба, в окрестностях деревни Завалинки обнаружен
«Ну, так посылайте», – говорю.
«Никак невозможно, Ваше Величество, кладовщик огнетушителей без Вашего приказа не даёт, потому что пропил».
«Слушай, – говорю я, подписывая приказ кладовщику, – а как ваш дракон определяет – порочную девицу ему прислали или нет? Может, его сначала допросить, чтобы поделился, а потом уже огнетушителями?»
«Так точно, Ваше Величество, допросим!»
Он сейчас на всё согласен. Скучно ему. Теперь зато пойдёт к кладовщику, будет орать, грозить саблей, пинать его в тощий зад сияющим сапогом…
А смешно было бы, если и правда дракон. Пойти бы в лес, найти избушку на курьих ножках… Старуха бы чего-нибудь присоветовала, если жива ещё.
Да ладно, сиди уж, дурак старый. С драконами воевать – стимул нужен. А скука – какой же это стимул? Сожрёт, и правильно сделает. Да и старуха разговаривать не станет. Что-то она тоже себе думает.
Министры все воры. Я их понимаю, я бы тоже воровал, пока есть чего. Королевство наше ещё живое только потому, что руки у соседей не доходят. Они там Америку какую-то делят. А как поделят, так и про нас вспомнят. Да и соседушку нашего, Шыша Осьмнадцатого, не забудут. Он по пятницам жену свою колотит из государственных, как уверяет, соображений. За две границы слыхать.
Мой генерал всё предлагает его завоевать. Завоевать-то можно, он и не заметит. Так ведь солдатики пойдут за яичками мародерствовать, девок крестьянских за груди лапать. Крестьяне разобидятся, да ну их…
Нет, не гожусь я в Александры Великие. И профиль мой никаких монет украшать не будет. Оно и к лучшему – совсем негодный у меня профиль, честно сказать.
Министр внутренних дел на приём просится. Тоже небось про дракона рассказывать. Подождёт.
Кладовщик тоже фрукт. Ворует-ворует, а сам худой, как Кащей, на колене солидол, из подмышки пакля. Никто его ни разу в жизни трезвым не видел, но и не спит он никогда. Сидит он в своей кладовой и жёлтыми глазами тьму освещает. И всё слышит, что в мире происходит. Как постное масло мешки с сахаром заливает, как крыса свечку жуёт, как гриб растёт и как скользкие гады сами по себе в муке заводятся.
И верует он свято, что всё превзошел, всё понял, что всё пыль и плесень и пожрут нас всех в конце концов тараканы да мокрицы. Страшная у него работа. Пусть пьёт.
Прошлый кладовщик тоже постигал. И ведь постиг, сукин сын. Открылись ему тайные пропорции и суть вещей, отчего крупу он стал отмерять в аршинах, а сукно в поллитрах. Пытались мы его отговорить, да где там… Смотрит он на нас и жалеет, непросветлённых. Пришлось прогнать. Воровать воруй, а пространство нам не запутывай, мы и сами заблудимся.
Вон мой генерал опять пылит по плацу, аж галифе вспотели. Лица на нём никогда не было, но сейчас и рожа красная куда-то пропала. «Ваше Величество, – пыхтит, – солдатики не вернулись. Сгинули».
Вот это да… Может, и правда дракон. Или солдатики просто реквизировали самогон у какого-нибудь крестьянина и протирают амуницию, с них станется.
Жалко генерала, если их действительно дракон пожрал. Он и правда отец солдатам. Столько времени потратил, чтобы из крестьянских остолопов сделать регулярное войско. Выбивал из моих полоумных кладовщиков кальсоны, сапоги, полевые кухни, жестяные миски.
И ведь сделал. Не отличишь, как настоящие. Воевать они, конечно, не пробовали, но во фрунт и за отечество – не хуже пруссаков.
Как там, интересно, Её Величество поживает? Когда же мы виделись в последний раз?
В эпоху беспрерывных скандалов мал был нам этот дворец, куда ни ткнёшься – везде королева с ледяной спиной. Куда она ни зайдёт – а там я с кирпичной рожей. А нынче что уже выяснять? Всё давно понятно и ей, и мне.
Где-то она живёт, что-то думает. Исчезает куда-то, потом кивает, проходя мимо по неизвестным своим делам.
Совершенно прозевал я тот момент, когда стал говорить одни глупости и подлости, когда походка моя стала дурацкой и пахнуть я стал чем-то невкусным. Прозевал. На кого обижаться?
Всё время я от неё отстаю. Сначала любила она так, что хоть солнце не всходи, зато и ненавидела потом до того, что в одной кровати спать страшно. Права она – пресный я человек. Никакого порыва. Ни тебе на белом коне, ни в набежавшую волну… Сейчас ей уже всё равно.
Я устал от нелюбви. Никого ни к кому.
Министра внутренних дел я боюсь. У него нет ни одной иллюзии. Это бы ничего, но он и у меня их отнять хочет. Как только он открывает рот, я не очень удачно изображаю из себя солдафона-самодура. «Как докладываешь, мерзавец! – ору. – Пшёл вон, десять кругов по плацу строевым шагом!» Он присылает мне отчёты, а я их не читаю никогда.
Очень я дорожу своими иллюзиями. Мне без них смерть. И так уже все старые, прочные, порастащили, а новые заводить ох как сложно в мои-то годы. Растут кое-как, вялые, полупрозрачные.
Я бы этого министра давно прогнал, но боюсь. Не знаю, что там ему про меня известно. А пуще того боюсь, что он про меня знает то, чего я и сам про себя не знаю.
Но сейчас придётся с ним разговаривать.
«Ваше Величество, дракон настоящий. Хотя, конечно, ни на каких девицах он жениться не собирается. Занимается в основном поджогом озимой пшеницы и пожиранием коров и мелких домашних животных. Басня про девиц распущена старостой деревни. По моим сведениям, на почве отвергнутых притязаний к одной из этих самых девиц».