Придворный
Шрифт:
Ходатай
— Мэтр, как всё прошло? Какой приговор?
— Самый минимум. Два года. В зале почти никого не было, значит и огласки никакой не будет.
— Уф! Мне сразу полегчало.
— Господин Тогаст, я сделал максимум возможного. Благодаря моим усилиям, судья был снисходителен. Опять же гимназист написал прощение, оно сильно помогло.
— Попробовал бы не простить! Я на него такие деньжищи потратил!
— Передачу с вещами Сузику отдали. Говорят, бодрится и ждёт освобождения. С его сотоварищами хуже. У одного рука в лубке, у другого
— Не наши печали. Вы про дело говорите.
— Побег готов. По пути освобождать будут. Место есть, где привалом встают, когда на каторгу гонят. Там на охрану нападут, Сузика вытащат и перевезут на побережье. Дальше уже ваша забота.
Отец
— Ваша Милость, приговор напавшим вынесли. Два года каторжных работ. В газетах ничего нет. Дело простое, никому не интересное.
— Дальше.
— Вечером был Суд Тайного Трибунала, Ваша Милость. Без рассмотрения отменили приговор за ничтожностью следствия. Судили заново, за оскорбление действием члена королевской семьи. Приговорены к лишению языка, кастрации и четвертованию. За гнусность преступления казнь с растяжкой во времени.
— Это как?
— Будут отсекать по одной части раз в день, Ваша Милость. Сегодня язык, завтра кастрация, потом ноги и руки, последней голову. Неделю казнь продлится, раньше не дадут умереть.
— Это хорошо. Это правильно.
— Кроме того Тогаста Венкранца и Ториана Зенна за подготовку побега коронного преступника, приговорено повесить. Они лишаются всех званий и завтра же отправляются на виселицу, с конфискацией имущества. В полночь будут проведены аресты и опечатывание собственности.
Аудиенция — Принц
Больница
Ночью, до кучи, включилось темновидение. Без света, в полной темноте я стал нормально видеть. В черно-белой гамме, однако не как в приборе ночного видения, где изображение размыто и дрожит, а как смотрится старый фильм в хорошем кинотеатре, картинка чёткая с прорисовкой деталей при разнице температур. Понятно, придётся привыкать, вид окружающего мира сильно изменился. Ещё хорошо, что могу переключаться между дневным и ночным зрением.
Но темновидение не далось бесплатно. Мучился до утра — в глаза как будто насыпали жгучего перца, даже зажмурившись не мог избавиться от обжигающего сияния.
Утром новое неудобство. На улице в голубом, без единого облачка, небе встаёт солнце. Оно вызывает во мне самые отрицательные эмоции. Его свет слишком слепит глаза. Теперь только в тени, подальше от солнечных лучей, буду чувствовать себя нормально. Вот оборотная сторона способности. Хотя это вполне терпимо. Просто буду вести себя на солнце, как меломан на концерте хард-рока.
Посетил сантехнические чертоги, а вернувшись в палату, почувствовал настоятельную потребность сделать зарядку. В прошлой жизни я не был поклонником боевых искусств, но сейчас тело, как будто само, вспоминает и на рефлексах выполняет комплекс упражнений. Кажется, в нашем мире такие последовательности рукомашеств и ногодрыжеств назывались ката. Хотя не уверен. За полчаса успел как следует устать и взмокнуть. Пришлось вновь идти в умывальню. Зато понял, что до шиноби мне ещё тренироваться и тренироваться.
Казалось бы — знания записали на подкорочку, организм заточили. Всё! Бей врагов по мордасам и радуйся! Но тут вспоминаешь жалкие слова: тонкая настройка на организм, мышечная память, рефлексы. Даже простой выпускник Академии сложил бы те четыре тела не напрягаясь, а мило болтая с девочкой, строя ей глазки и выясняя адресок для связи. Я же отвлёкся на долю секунды и оказался здесь. Понятно, сам руку под кистень подставил, чтобы по Лауре не прилетело, но обязан был уклониться.
Рукопашка ладно. Другой вопрос — клинки. С ними те же проблемы. А сюрикены? Лук, арбалет? Невидимость? Заклинания? Словом, нужен тренировочный зал. Желательно с доступом 24 на 7, крайне желательно без посторонних глаз. Остальное вторично. Деньги есть, тренировочные снаряды я куплю или закажу изготовить.
Пока сиделка не видит, решил разобрать портфель. Вытащил из-под кровати, открыл и наконец рассмотрел полученное возмещение.
Казначейский билет на тысячу дукатов. Их используют торговцы для отплаты. Грубо говоря, заменяет четверть пуда золотых монет. Реальные деньги, надо только пойти в Казначейство и обналичить. Чтобы столько скопить, отцу четверть века придётся не пить, не есть, а только работать.
Двадцать акций на предъявителя. Раз в год, после Праздника Урожая, по каждой из них можно получить рентой сто талеров. Плохо ли, не ударив палец о палец, ежегодно приносить домой две тысячи серебром?! А коли сильно прижмёт, бумаги всегда можно продать. Хотя их цена очень плавает, но полторы-две тысячи талеров за штуку получишь.
Вместо своей серебряной печатки буду носить золотую со здоровым рубином, почти необработанным, с одной шлифованной гранью и искусно вырезанной мантикорой на ней. Скопировали один к одному наш родовой герб. Камень не из дорогих. Не очень прозрачный, с прожилками и мелкими вкраплениями, однако даже такой стоит значительно дороже, чем я мог бы себе позволить купить в ближайшие годы.
Серьги и заколка для галстука. Не так дороги, как печатка, но дешёвкой их тоже не назовёшь.
Бриллиантовый перстень не стыдно носить королю. Простая золотая оправа, но камень великолепен! Чистый, прозрачный, прекрасно огранённый, диаметром больше пяти линий! Цену не знаю, но тысчонку дукатов точно стоит.
Часы с музыкой, четвертным репетиром, цепочкой и клипсой. В комплекте ключ для завода. Ценой в хорошую ферму. С мундиром носить разрешено, даже рекомендуется. Они не круглые, как в нашем мире, а квадратные, что удобно — можно на стол перед глазами ставить.
Массивная самописка сделана из слоновой кости с золотым пером. Писать не пробовал, она не заправлена.
Последним осмотрел поясной кошель с деньгами, похожий на подсумок с тремя отделениями и предназначенный для ношения на ремне. Обещанные деньги лежат, я пересчитал, не поленился.