Приемный покой
Шрифт:
– В жену? – уточнила Леночка.
– Говорю же тебе – влюблённый. Где ты видела мужика, влюблённого в жену?
– Да я вообще мужиков немного видела, – усмехнулась Леночка.
– Я поняла, – хмыкнула дама в белом халате. – Да и на фиг они нужны? Зато ребёнок теперь есть. У Романовой твоей теперь вот ни мужика, ни ребёнка. Кого родила-то?
– Мальчика, – гордо сказала Леночка.
– А хотела кого?
– Мальчика и хотела… – уверенно ответила та и, как ей самой показалось, не солгала.
– В общем, главное для тебя и твоего мальчика, что Зильберман специалист, каких мало. Так что повезло тебе, Иванова.
Средний персонал не утруждал себя «выканьем», но Леночка не обижалась. «Тыканье» было уместным, делая отношения «персонал—пациентка» немного домашними.
С врачом Леночка поговорила, уверив, что интересуется лишь потому, что у соседки
73
Истинное приращение плаценты – ворсинки хориона прорастают сквозь мышечную стенку матки вплоть до брюшины. Плацента в таком случае не отделяется ни самостоятельно, ни с помощью акушерских приёмов. Эта патология чревата кровотечением.
Послед не отделился ни через пять минут, ни через пятнадцать. Через двадцать пять акушерка позвала Петра Александровича. Потому что вместо признаков отделения последа присутствовали все признаки нарастающего гипотонического маточного кровотечения. [74] Был вызван анестезиолог. Ни ручные, ни инструментальные манипуляции эффекта не дали.
Было принято решение выполнить лапаротомию [75] и с тактикой определиться интраоперационно. Предварительный диагноз – плотное прикрепление – сменился диагнозом: «приращение». Единственно возможное лечение в этом случае одно – хирургическое: удаление матки. Никак иначе это кровотечение не остановить. Иначе – женщина истечёт кровью. Диагноз позже был подтверждён гистологически.
74
Кровотечение, связанное с пониженным тонусом матки.
75
Лапаротомия (от греч. lap`ara – пах, чрево и tome – рассечение) – хирургическая операция чревосечения – вскрытие брюшной полости.
Откуда у Анны Романовой, двадцати двух лет от роду, ни разу в жизни не делавшей абортов и начавшей половую жизнь ровно за двадцать две недели до описываемых событий, появились дистрофические изменения в слизистой оболочке матки? Это же противоречит единым нормам анатомии и физиологии человека!
А я утверждаю, что если бы человек был единое, то он никогда не болел бы, ибо, раз он единое, ему не от чего будет болеть. А если даже и будет болеть, то необходимо, чтобы и исцеляющее средство было единым. А между тем их много, так как много есть в теле таких вещей, которые, действуя друг на друга против природы, разогреваются или охлаждаются, высушиваются или увлажняются и производят через это болезни. [76]
76
Гиппократ. О природе человека.
– Мы можем гадать как и что, задавать пустые вопросы в пространство, чтобы так и не дождаться ответов. Можем страдать в сослагательном наклонении, мол, вот доноси твоя соседка беременность, и был бы ребёнок. А смысл потрясать крохотной погремушкой отчаяния над равнодушной громадой бездны? Когда есть неоспоримые бытийные факты – она жива и вскоре будет здорова.
– И что, у неё никогда-никогда не будет детей? – в отчаянном ужасе прошептала Леночка, ещё не отошедшая от эйфории ощущений богоравности сотворения и жаждущая счастья всему человечеству.
– Если ты имеешь в виду под «детьми» некие биологические, генетически подобные «производителю» сущности, то в обозримом будущем у неё их не будет. Возможно, когда-нибудь медицинская наука придёт и к этому.
– Но это же ужасно!
– Кто тебе сказал? Почему ты решила, что счастье женщины в детях?
– Ну, я так чувствую. Сейчас.
– Умница. Хорошо формулируешь. Но ключевые слова нашей жизни отнюдь не «чувствую» и «сейчас». А «знаю» и «всегда». Я, например, знаю, что Ане Романовой, как и любому из нас, всегда приятна конкретная, пусть и малая, забота, а не вселенская огромная скорбь. Через два дня ей захочется чего-то большего, чем больничный стол номер ноль, и что-то более вкусненькое и домашнее, чем жидкая манная каша. А родственников и даже друзей, которые бы о ней волновались и заботились, у неё нет. Что скажешь?
– Да-да! Вы правы! Конечно же. Вот я глупая.
– Ты не глупая, Леночка Иванова. Ты – просто обычный человек. Обычный хороший человек. А вот Анна Романова очень даже ангел. Быть может, и хранитель, не смотри, что у неё нет крыльев и обращающегося огненного меча.
Всё-таки он был очень удивительный и странный, этот доктор Пётр.
– Мама, тут девочка со мной лежала. Ей матку удалили. Она из деревни, работает на хлебзаводе, живёт в общежитии. Мать её ничего не знает. Принесёшь на её долю бульона куриного и чего-нибудь ещё, а?
Леночкина мама, навсегда переименованная в Бабушку, несмотря на всё то, что стороннему наблюдателю могло показаться недостатками, обладала целым рядом исключительно женских, или скорее даже, человеческих достоинств. Люди, в конце концов, не так уж плохи. Это даже Бог признал. Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал. [77] А уж если Господь покаялся… Когда Леночка рассказала матери об Анне Романовой, решение было принято моментально – после выписки девочка отправляется к ним погостить на какое-то время, чтобы «прийти в себя».
77
Первая Книга Моисеева. Бытие. Глава восьмая, стих двадцать первый. «Зло от юности его» – имеется в виду неопытность человечества.
Анна задержалась у них на несколько лет. Бабушка прописала её в квартире, заставила заочно поступить в Технологический институт («Не вечно же тебе в техниках-технологах прозябать!»). Характер у Анны был ужасный, на язык она была невоздержанна, но она одна уравновешивала не в меру сентиментальных, не совсем приспособленных к жизни вообще и, тем более, к жизни с младенцем, дам. Пока бабушка и мама Лена в панике выискивали в справочниках признаки несомненно смертельных заболеваний и вызывали «скорую», тётя Аня уже ставила клизму, растирала водкой и убаюкивала самым древним тупым эффективным способом – ношением на руках. Пока они спорили, что «из классики» поставить младенцу Евгению для успокоения и развития музыкального вкуса, тётя Аня трусила его чуть ли не вверх тормашки и пела сомнительного эстетического достоинства частушку: «Самолёт летит, мотор работает, в кабине поп сидит, картошку лопает» – и Женька весь рассыпался в смешливом, уже обаятельном агуканье. В три года он прямо в самое сердце поразил созванных на его день рождения академических, библиографических и романо-германских дам стихотворным опусом, произнесённым с табуретки чистым искренним проникновенным голоском:
Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей!Отчего они не вьются у порядочных людей?Оттого что у людей денег нет на бигудей,Потому что эти люди тратят деньги на блядей!Тётя Аня так хохотала под аккомпанемент бабушкиных оправданий: «Боже! Я же только вчера читала ему замечательные стихи Заболоцкого!», что все за столом помимо воли начали улыбаться, хихикать и вообще ужасно развеселились, не пойми почему. И стали обсуждать «а что есть красота» не в самых, прямо скажем, академических выражениях. А ещё все поголовно с высшим образованием!