Приемный пункт

Ли Анна

Надо было, конечно, оставить деньги дома, предварительно наконец-то пересчитав, но Иванихин вдруг сообразил, что может опоздать на работу. В день долгожданной получки это граничило с преступной халатностью по отношению лично к себе.

Утренний график у него, как у любого подневольно работающего индивида, был выверен до секунды. А Иванихин уже выбивался из расписания минуты на полторы!

Ругая себя за дурацкую выходку с лестницей — ну, поздоровался бы, если кто из соседей, что за беда? — он неуклюже грохотал вниз по ступенькам. На третьем этаже Иванихин сообразил, что можно было спуститься всего-то до восьмого и там вызвать лифт. Он окончательно озлился на себя и, выбравшись из подъезда, мстительно припустил к остановке бегом — так что в результате успел на нужный троллейбус! Успел, втиснулся, и даже пробился к окну, где и затих, приплющенный телами.

Ехать предстояло минут сорок, не меньше, и можно было спокойно обдумать все, что произошло.

Итак, был понедельник, охранник подтолкнул Иванихина к двери, он в нее вошел… ну, то есть вышел из «Приемного пункта» — а получилось, что из своей квартиры — в пятницу утром. Как обычно, в восемь пятнадцать. Значит, с вечера понедельника по утро пятницы Иванихина субъективно не было. Та-ак. А где же он объективно был?!

— Мужчина, чего вы ерзаете? — окрысилась необъятная тетка с плетеной корзиной наперевес. — Стойте уже, как стояли, без вас дышать нечем!

Иванихин наезд проигнорировал. Он вдруг с суеверным ужасом вспомнил, как проснулся сегодня утром по будильнику, поджарив севе гренки, выпил чай… Когда брился, как обычно, порезался… Иванихин судорожно схватился за подбородок. Да, вот порез! Что же это получается? Была в его жизни эта неделя или все-таки нет?!!

— Мужчина! Ладно, ерзайте, но хоть не прыгайте! — взмолилась тетка.

Иванихин не слышал. Воспоминания проявлялись, как отпечаток на фотобумаге. Правда, то ли пленка была засвечена, то ли реактивы плохого качества — воспоминания были блеклые, размытые, фрагментарные. Но они были.

В среду вечером к нему заходив Савельев. Посидели, выпили пива, поговорили… О чем? Да как-то ни о чем… А в четверг — вчера, стало быть, — среди дня вырубили свет в здании, и вся контора два часа бездельничала на законных основаниях. Впрочем, Иванихина удача, как всегда, обошла стороной — начальство отрядило его в местную командировку… Ага, вот она, ключевая фраза.

Как всегда.

Прошедшая неделя была для Иванихина совершенно обычной. Ничего с ним не произошло такого, что стоило бы запомнить. Ничем она, в сущности, не отличалась от прошлой недели. И от позапрошлой. И от множества других таких же, которые выцвели окончательно и стерлись из памяти Иванихина насовсем, оставив лишь смутный суммарный след. Что-то с ним вроде бы когда-то как-то происходило. А если так — какая разница, сдал он свое время в «Приемный пункт» или не сдал?

Последний день рабочей недели, серое утро, набитый троллейбус… Нужная остановка!!! Да пропусти же, тетка, что ты со своей корзиной, тебя и без корзины больше чем надо!..

…Пятница тянулась нескончаемо. Как товарняк через переезд. Как жвачка за подошвой в летний день. Как реклама перед финалом чемпионата мира по футболу.

Первая половина дня была еще хоть как-то озарена предвкушением получки. Обретя заветное, Иванихин двинулся в столовую, где съел два пирожка, заскорузлый винегрет и выпил сок, разведенный до неузнаваемости. Потом ему повезло. Начальство послало его в другой корпус взять какой-то справочник — а пока этот справочник разыскивали, Иваинхину удалось убить целый чае, играя в архаический «Тетрис» на древнем компе. Но книгу нашли, везение кончилось. Стрелки часов ползли по циферблату, словно полудохлая муха по некачественной липучке. То есть все-таки ползли, но…

Когда они наконец показали 18:00, Иванихину представлялось, что с утра прошла целая жизнь. И была она утомительной и скучной, как… как… да, собственно, как вся его жизнь на самом деле. Вот.

Дорога домой отняла еще два часа, хоть Иванихин и поехал на маршрутке. Что поделать, пятничные пробки. Сколько бы он добирался на троллейбусе, Иванихину было больно представить. Верткая маршрутка миновала их несколько — вмерзших в ледовое иоле трафика, величественно-беспомощных, как мамонты, — прежде чем сама застряла намертво. Пришлось вылезать и еще долго плестись пешком. Правда, по пути Иванихин зашел в хороший магазин, взял пива и колбасы.

Дома он первым делом включил телевизор — для уюта, вторым — налил в стакан пива, а третьим — наконец-то вытащил бежевый конверт с золотым тиснением и вытряхнул содержимое на стол.

Затем Иванихин сказал вслух матерное слово, чего с ним, как правило, не случалось. Во всяком случае, при виде зарплаты в родной конторе он так не выражался — хотя, может, и следовало бы. Но по абсолютно обратной причине.

Денег было много. Столько, сколько Иванихин никак не ожидал и ожидать не мог.

Он испытал мгновенный острый восторг — но в следующую секунду восторг исчез, а взамен ему стало страшно. Очень страшно.

Иванихин был взрослым гражданином, он давно усвоил, что в этой жизни ничего за так не дают. Даже за что-то, и то не особо дают, а уж за так… «Влип, — с ужасом подумал он. —

Только куда? Лида! Она меня в это втравила, и… и что? Ничего никому не докажешь».

Неверной рукой Иванихин сгреб купюры, попытался затолкать обратно в конверт — и обнаружил там еще какую-то бумагу, сложенную гармошкой. «Буклет, — вспомнил он. — Ознакомьтесь на досуге». Почему-то это обнадежило. Иванихин вцепился в сомнительный листок, как кающийся грешник — в святое писание.

А текст и впрямь отдавал чем-то эдаким. Религиозно-философским. Хотя изложение велось благопристойным канцелярским языком.

Жизнь называют бесценной, драгоценной, сверхценной. И она действительно имеет весьма высокую, вполне объективную ценность. Которую можно обменять на другие ценности — например, на универсальный эквивалент в виде денег. Уважаемый клиент! Ваши предки, начиная с пещерных пращуров и заканчивая Вашими непосредственными родителями, постепенно аккумулировали жизненный потенциал. Вы являетесь, образно говоря, обладателем именного вклада…

Иванихин пропустил несколько абзацев.

Как известно, время — деньги. Мы предлагаем более конкретную формулировку: Ваше время — Ваши деньги. Мы noможем Вам реализовать право совершеннолетнего гражданина свободно распоряжаться личностными ресурсами, как-то: временем своей жизни…

Он скользнул взглядом по строкам. Дальше шла юридическая абракадабра, которая повторяла то, что уже было сказано.

…принимаем у населения… по взаимному согласию сторон… в обмен на денежный эквивалент в оговоренной валюте… берет на себя обязательства… согласно действующего законодательства… добровольно отчуждаемый ресурс…