Приговорен только к расстрелу (сборник)
Шрифт:
Будем считать, что вступление окончено.
Так что, дорогой читатель, сразу перейдем к делу…
Для этого представим себе глухую столичную окраину – Инженерную улицу на Петербургской стороне, где в скромном домике проживал знаток российских законов Иван Алексеевич Соколов, который всю сознательную жизнь провел под каблуком своей ненаглядной супруги, Авдотьи Александровны.
– Да не слишком ли поздно, мой любезный? Ведь мне завтрева к пяти утра в департаменте быть… служба-с! Соколов никому и никогда не проигрывал, а проиграл только однажды в жизни – не кому-нибудь, а самому черту!
Времена были другие – более скромные, и Соколова никто не называл чемпионом, никто не чествовал его как триумфатора и не склонял он чиновную выю под бременем лавровых венков.
Однако он стоит того, чтобы рассказать о нем подробнее.
Память у него была столь уникальная, что он наизусть помнил все законы Российской империи, которые, ежели собрать их вместе, так на одном возу было не увезти. Служил Соколов в комиссии для принятия прошений, был добр с людьми бедными и обиженными, а начальства боялся не меньше своей Авдотьи.
Чего она с этим «чемпионом» только не делала!
Великий законник по субботам колол для нее сахар на всю неделю, заводил часы с кукушкой, которая от старости уже не куковала, а звонко лаяла, как злющая болонка, перебирал запасы гречневой крупы, изымая из них черные зернышки для пропитания домашних куриц. Но при этом все помыслы Соколова были посвящены анализу шахматной игры гениального Андре Филидора; Иван Алексеевич, перебирая крупу, зрело обдумывал великое значение пешек в борьбе прочих фигур. Раскалывая «сахарные головы», дабы наслаждаться чаем «вприкуску», Соколов в сложном мире 64 квадратов шахматного ристалища почти зримо усматривал громы викториальных сражений…
– С кем бы еще сразиться? – нежно грезил Соколов.
Между прочим, неродовитый и небогатый, Иван Алексеевич не имел обширной дворни, а лакеем при нем состоял некий Оська, который – за неимением лучшего партнера – иногда играл с барином в шахматы, получая мат со второго или третьего хода. Этот вот Оська имел губительную привычку с утра пораньше навестить ближайшие трактиры, где он, в каждом выпивая, собирал все городские сплетни. По словам внука Соколова, сенатор иногда сам пудрил и завивал своего лакея, но от посещения трактиров не отговаривал, дабы не иссякал источник свежайшей информации, паче того, этот Оська божился перед иконами:
– Так я ж не просто пью, а кажинный раз за свово барина! Я ли не сыт? Я ли не одет? Я ли маты не получаю?..
Внук сообщал: «Привыкши к постоянному образу жизни, к одним и тем же лицам, дедушка не любил новых знакомств, и только шахматные игроки исключались из этого. Он рад был каждому и во всякое время… Шахматных игроков почитал своими ближними братьями, но поступал с ними немилосердно: всех побивал – редкому удавалось сыграть с ним вничью».
Много лет подряд супружеская чета Соколовых проживала в стареньком доме, купленном давным-давно, когда Екатерина Великая была еще молоденькой озорницей. Полиция не раз требовала от них – то крышу починить, то мостовую перед домом поправить, а однажды Соколова обязали дом снаружи покрасить.
Как раз накануне Иван Алексеевич сделал отличный мат с пятого хода бригадиру Илье Котельникову, очень грозному шахматисту. Но Авдотье Александровне, поглощенной заботами по хозяйству, до этого мужнего мата не было никакого дела.
– В какой цвет краситься-то мы станем? – приставала она.
Тут Иван Алексеевич пал пред ней на колени.
– Голубушка ясная, – воззвал он, – дозволь раскрасить дом клетками, будто шахматную доску, а в клетках велю малярам изобразить ферзя, слона, короля и пешек в атаке.
Конец ознакомительного фрагмента.