Приход ночи (сборник)
Шрифт:
Он был слегка «под мухой», иначе бы он этого не сказал. Конечно, в том, то он напился на рождественской вечеринке, ничего предосудительного не было.
Скотт Робертсон, молодой преподаватель английского языка и литературы, поправил очки и стал озираться — он не верил своим ушам.
— Вы серьезно, доктор Уэлч?
— Совершенно серьезно. И не только души, но и тела.
— Не думаю, чтобы это было возможно, — сказал Робертсон, поджав губы.
— Почему же? Простое перемещение во времени.
— Вы хотите сказать, путешествие по времени? Но это несколько… необычно.
— Все получается очень просто, если знаешь, как делать.
— Ну, тогда расскажите, доктор Уэлч, как вы это делаете.
— Так я вам и рассказал.
Физик рассеянным взглядом искал хоть один наполненный бокал.
— Я уже многих переносил к нам, — продолжал Уэлч. — Архимеда, Ньютона, Галилея. Бедняги!
— Разве им не понравилось у нас? Наверно, они были потрясены достижениями современной науки, — сказал Робертсон.
— Конечно, они были потрясены. Особенно Архимед. Сначала я думал, что он с ума сойдет от радости, когда я объяснил ему кое-что на том греческом языке, который меня когда-то заставляли зубрить, но ничего хорошего из этого не вышло…
— А что случилось?
— Ничего. Только культуры разные. Они никак не могли привыкнуть к нашему образу жизни. Они чувствовали себя ужасно одинокими, им было страшно. Мне приходилось отсылать их обратно.
— Это очень жаль.
— Да. Умы великие, но плохо приспосабливающиеся. Не универсальные. Тогда я попробовал перенести к нам Шекспира.
— Что! — вскричал Робертсон. Это было уже по его специальности.
— Не кричите, юноша, — сказал Уэлч. — Это неприлично.
— Вы сказали, что перенесли к нам Шекспира?
— Да, Шекспира. Мне был нужен кто-нибудь с универсальным умом. Мне был нужен человек, который так хорошо знал бы людей, что мог бы жить с ними, уйдя на века от своего времени. Шекспир и был таким человеком. У меня есть его автограф. Я взял на память.
— А он у вас с собой? — спросил Робертсон. Глаза его блестели.
— С собой. — Уэлч пошарил по карманам. — Ага, вот он.
Он протянул Робертсону маленький кусочек картона. На одной стороне было написано: «Л, Кейн и сыновья. Оптовая торговля скобяными товарами». На другой стояла размашистая подпись: «Уилм Шекспр».
Ужасная догадка ошеломила Робертсона.
— А как он выглядел? — спросил преподаватель.
— Совсем не так, каким его изображают. Совершенно лысый, с безобразными усами. Он говорил на сочном диалекте. Конечно, я сделал все, чтобы наш век ему понравился. Я сказал ему, что мы высоко ценим его пьесы и до сих пор ставим их. Я сказал, что мы считаем их величайшими произведениями не только английской, но и мировой литературы.
— Хорошо, хорошо, — сказал Робертсон, слушавший затаив дыхание.
— Я сказал, что люди написали тома и тома комментариев к его пьесам. Естественно, он захотел посмотреть какую-нибудь книгу о себе, и мне пришлось взять ее в библиотеке.
— И?
— Он был потрясен. Конечно, он не всегда понимал наши идиомы и ссылки на события, случившиеся после 1600 года, но я помог ему. Бедняга! Наверное, он не ожидал, что его так возвеличат. Он все говорил: «Господи! И что только не делали со словами эти пять веков! Дай человеку волю, и он, по моему разумению, даже из сырой тряпки выжмет целый потоп!»
— Он не мог этого сказать.
— Почему? Он писал свои пьесы очень быстро. Он говорил, что у него были сжатые сроки. Он написал «Гамлета» меньше чем за полгода. Сюжет был старый. Он только обработал его.
— Обработал! — с возмущением сказал преподаватель английского языка и литературы. — После обработки обыкновенное стекло становится линзой мощнейшего телескопа.
Физик не слушал. Он заметил нетронутый коктейль и стал бочком протискиваться к нему.
— Я сказал бессмертному барду, что в колледжах есть даже специальные курсы по Шекспиру.
— Я веду такой курс.
— Знаю. Я записал его на ваш дополнительный вечерний курс. Никогда не видел человека, который больше бедняги Билла стремился бы узнать, что о нем думают потомки. Он здорово поработал над этим.
— Вы записали Уильяма Шекспира на мой курс? — пробормотал Робертсон. Даже если это пьяный бред, все равно голова идет кругом. Но бред ли это? Робертсон начал припоминать лысого человека с необычным произношением…
— Конечно, я записал его под вымышленным именем, — сказал доктор Уэлч. Стоит ли рассказывать, что ему пришлось перенести. Это была ошибка. Большая ошибка. Бедняга!
Он, наконец, добрался до коктейля и погрозил Робертсону пальцем.
— Почему ошибка? Что случилось?
— Я отослал его обратно в 1600 год. — Уэлч от возмущения повысил голос. Как вы думаете, сколько унижений может вынести человек?
— О каких унижениях вы говорите?
Доктор Уэлч залпом выпил коктейль.
— О каких! Бедный простачок, вы провалили его.
Мечты — личное дело каждого
Джесс Уэйл оторвался от бумаг на своем письменном столе. Его сухощавая старческая фигура, орлиный нос, глубоко посаженные сумрачные глаза и буйная белоснежная шевелюра успели стать своего рода фирменной маркой всемирно известной акционерной компании «Грезы».
Он спросил:
— Мальчуган уже пришел, Джо?
Джо Дули был невысок ростом и коренаст. К его влажной губе ласково прилипла сигара. Теперь он вынул ее изо рта и кивнул:
— И родители тоже. Напугались, понятное дело.