Приход ночи
Шрифт:
Апостол вздохнул:
– Теремон, объясните ей все, пожалуйста.
– Ну нет, – сверкнула глазами Сиферра. – Я не хочу слушать ту чушь, которой нашпиговал тебя этот маньяк – несчастный ты дуралей с промытыми мозгами! Ни одного из вас не хочу слушать! Оставьте меня в покое. Посадите под замок, если хотите. Или отпустите, коли смелости хватит. Чем я могу вам повредить? Одна женщина против целой армии? Я даже через поле не могу перейти, чтобы кто-нибудь не подкрался и не напал на меня сзади!
Испуганный Теремон бросился к ней.
– Нет! Отойди от меня! Ты мне мерзок! Но ведь ты не виноват, правда? Они что-то сделали с тобой.
Апостол коротко рассмеялся.
– Оставлю-ка я вас двоих наедине. В моем присутствии, как я вижу, у нас ничего не получится.
– Нет, будь ты проклят, – вскричала Сиферра, – не хочу я оставаться наедине с этим…
Но Фолимун уже встал и быстро вышел из палатки.
Теремон направился к Сиферре, которая попятилась от него, как от зачумленного.
– Меня никто не гипнотизировал, Сиферра, – мягко сказал он. – Я в своем уме.
– Ну конечно.
– Это правда. Я тебе докажу.
Сиферра мрачно уставилась на него. Он помолчал и сказал тихо:
– Сиферра, я люблю тебя.
– Сколько времени понадобилось Апостолам, чтобы запрограммировать тебя на это?
– Не надо, – вздрогнул он. – Не надо. Я говорю искренне, Сиферра. Не стану уверять тебя, что никому не говорил раньше этих слов – но в первый раз говорю их искренне.
– Я это читала в романах. Старо, – отрезала Сиферра.
– Наверно, я это заслужил. Теремон – бабник, Теремон – дежурный городской соблазнитель. Ладно, забудь то, что я сказал, Сиферра. Нет! Не забывай. Я говорил серьезно. Когда мы с тобой были в дороге эти несколько недель – не расставаясь ни утром, ни днем, ни вечером – не было момента, чтобы я не думал, глядя на тебя: вот та женщина, которую я ждал. И даже вообразить не мог, что найду такую.
– Очень трогательно, Теремон. И лучший способ проявить свою любовь – это, конечно, напасть на меня сзади, чуть не сломав мне при этом руку, и доставить к Мондиору Праведному.
– Мондиора не существует, Сиферра. Нет такого человека на свете.
На миг через ее враждебность пробились удивление и любопытство.
– Что?
– Мондиор – миф, продукт электронного синтеза, созданный, чтобы выступать с речами по телевидению. Ведь лично с ним никто не встречался, верно? И он никогда не показывался на людях. Этого искусственного оратора изобрел Фолимун. Поскольку Мондиор никогда не появлялся на публике, его выступление можно было передавать сразу в пяти странах – никто не знал точно, где он находится в данный момент, вот его и показывали по всему миру. Настоящий глава Апостолов Пламени – Фолимун. Секретарь – только его маскировка. На самом деле всем заправляет он – вот уже десять лет. Перед ним был Базрет, ныне умерший. Это Базрет задумал создать Мондиора, но в жизнь этот замысел воплотил Фолимун.
– Он и рассказал тебе об этом?
– Кое-что. Остальное я угадал, и он подтвердил, что правильно. Он покажет мне всю мондиоровскую механику, когда мы вернемся в Саро. Апостолы планируют через несколько недель возобновить телевизионные передачи.
– Прекрасно, – резко сказала Сиферра. – Выдумка с поддельным Мондиором так потрясла тебя своей гнусной изобретательностью, что ты
– Да, Фолимун направляется в Амгандо. Но не затем, чтобы причинить его обитателям какое-то зло. Он хочет предложить им места в новом правительстве.
– Боги великие, Теремон – и ты веришь…
– Да. Да, Сиферра! – взволнованно вскинул руки Теремон. – Может, я всего лишь жалкий писака, но признай хотя бы, что я не дурак. Двадцать лет работы в газете научили меня превосходно разбираться в людях, это уж как минимум. Фолимун произвел на меня большое впечатление с первой же встречи. Он показался мне далеко не сумасшедшим, очень сложным, очень хитрым, очень проницательным человеком. Недавно мы проговорили с ним целых восемь часов. Спать никто не ложился. Он выложил мне весь свой план. Ничего не утаил. Как по-твоему, могу я раскусить человека за восемь часов беседы или нет?
– Ну, не знаю, – проворчала она.
– Либо он говорил абсолютно искренне, Сиферра, либо он лучший в мире актер.
– Либо и то и другое. Это еще не значит, что ему можно доверять.
– Может быть. Но я доверяю.
– Хорошо, продолжай.
– Фолимун – беспощадный, почти циничный рационалист, считающий, что значение сейчас имеет только одно – спасение цивилизации. Имея возможность ознакомиться, благодаря многовековым архивам своей секты, с летописями предыдущих циклов, он давно уже знал то, что мы постигли на собственной шкуре: что Калгаш каждые две тысячи лет подвергается зрелищу Звезд и что это ужасающее зрелище гасит слабые умы, а сильные помрачает на много дней или недель. Кстати, он готов показать тебе все эти древние источники, когда вернемся в Саро.
– Саро разрушен.
– Кроме той части, которой овладели Апостолы. Они-то хорошенько позаботились о том, чтобы в радиусе мили вокруг их башни никаких пожаров не было.
– Очень предусмотрительно.
– Они вообще предусмотрительные люди. Так вот: Фолимун знает, что во времена всеобщего безумия надеяться что-либо спасти можно лишь при условии религиозного тоталитаризма. Мы с тобой, Сиферра, считаем, что боги – это миф, но многие миллионы людей придерживаются иного мнения. Они и всегда-то с оглядкой совершали греховные, по их понятиям, поступки, боясь, что боги их накажут. А теперь боги внушают им полнейший страх. Они ожидают, что Звезды не сегодня-завтра явятся вновь завершить свое дело. Апостолы же заверяют, что у них с богами прямой провод, и подтверждают это строками из своего писания. У них больше шансов основать всемирное правительство, чем у Алтиноля, у мелких провинциальных диктаторов, у беглых членов бывшего правительства и у всех прочих. У нас одна надежда – на них.
– Да ты серьезно, – удивилась Сиферра. – Фолимун тебя и вправду не гипнотизировал, Теремон. Ты ухитрился сделать это сам!
– Послушай. Фолимун всю свою жизнь готовился к этому моменту, зная, что нынешнему поколению Апостолов выпадет задача восстановления мира. У него все предусмотрено. Он уже прибирает к рукам огромные территории к северу и западу от Саро, а затем намерен завладеть новыми провинциями вдоль Большого Южного шоссе.
– И установить религиозную диктатуру, которая начнет с того, что истребит всех университетских атеистов, циников и материалистов – вроде Бинея, Ширина и меня.