Прихоть мажора
Шрифт:
Но с Веснушкой… тут вышел казус. Потому что не готовился, не думал, все вышло спонтанно. Как натренированный пес, которому дали команду «фас», именно это он ощутил, сняв с нее платье. Отключка. Забвение. Глоток чистейшего кайфа.
Косяк, безусловно. Но она точно была девственницей, поэтому его успокаивало то, что риск минимален. К тому же некоторое предохранение все-таки было, хотя к прерванному акту он, как осведомленный современный мужчина, относился скептически. «Как по минному полю на ходулях».
— Как видишь, до сих пор в подоле не принес. Так что не волнуйся,
Мать немного расслабилась, но не слишком — лоб по-прежнему пересекала глубокая «тревожная» морщинка.
— Неужели ты не понимаешь, она… она милая девочка, правда, но ведь вы совершенно друг другу не подходите!
— Я и без тебя это знаю, Америку не открыла.
— Знаешь? Тогда зачем?..
Зачем… хороший вопрос. Знал бы он сам, не терзался бы целый день мыслями. Не мучился и не испытывал непривычный для души циника дискомфорт. Даже не так, наверное — некое мучение.
Не вовремя. Все не вовремя. Она не вовремя, они не вовремя. Не сейчас надо было, раньше тогда уже, или позже, потом, когда он закончит магистратуру. Или не нужно было вовсе…
И теперь как со всем этим быть? Он не хотел доставлять ей боль, искренне не хотел. Впервые в жизни он думал о ком-то кроме себя. Думал и пока не находил ответов.
Инна Алексеевна подошла к своему единственному чаду и положила ладошку на плечо великовозрастного сыночка, который был выше ее на целую голову.
— Сынок, я все понимаю — молодость, гормоны. Аглая девочка симпатичная…
— Мам, ну не начинай, а.
— Ну почему ты такой колючий! Весь в отца!
Отца Артур точно колючим не считал, скорее, старший Вишневский отличался некой мягкостью характера, когда это было ненужно, но спорить сейчас с матерью просто не хотел.
— Давай я сам разберусь, ладно? Не волнуйся, я приму верное решение, как всегда.
— Просто знай — она тебе не пара, я говорю это не как твоя мать, а как человек, который прожил жизнь и что-то в ней смыслит. Она станет для тебя помехой, будет тянуть тебя вниз. Ты молодой, умный, целеустремленный, я знаю, что ты можешь многого добиться, но для этого тебе нужна чистая и свежая голова. Тебе нужна свобода. Это поезда тянут за собой вагоны, а ледоколы плавают одни.
— Выходит, я ледокол? — усмехнулся.
— Артур, пожалуйста, ты сделаешь огромную глупость если поддашься сиюминутным эмоциям и откажешься ради нее от поездки мечты.
— Да кто тебе вообще сказал, что я никуда не поеду? — взорвался он. Ему до коликов в печени надоело слушать «умное материнское слово». — Само собой, я улечу, ничего не поменялось.
— А Аглая?
— А что Аглая? Пусть дома сидит, борщи варит, валенки валяет. Мне-то какая разница, что с ней будет. У нас был просто секс и все.
На лице матери расцвела улыбка облегчения, даже щеки обрели нормальный человеческий цвет. И Вишневский едва не взорвался во второй раз.
То есть вот так ты да, мама? Вот так?! Услышала, что хотела и сразу успокоилась? Даже не поняла, что он сказал это просто проверить ее реакцию.
Он думал, что он циник, но неожиданно женщина, которая его родила, раскрылась перед ним с совсем другой стороны.
А если это так воспеваемая всеми любовь? А вдруг Веснушка единственная, кто по-настоящему его зацепила? Зная это мать бы тоже прошлась по его большому и светлому своим «мудрым» красноречием?
Больше всего на свете он не выносил, когда его пытаются лечить. Это только его жизнь и больше ничья. И будет так, как сказал он.
— Я заберу ее с собой, — твердо, без тени улыбки сказал Вишневский.
— Кого и куда? — цвет кожи Инны Алексеевны снова приобрел не совсем здоровый оттенок.
— Аглаю в Америку. Думаю, после стен Гарварда ее ждет не менее красивое будущее, чем мое.
И ушел, оставив мать с ее шоком один на один.
Признаться, Артур сам был в шоке. Потому что то, что он сказал… Он не думал об этом, не размышлял, как это устроить, хочет ли она, реально ли это вообще. Просто произнес и понял: а почему, собственно, и нет? Элементы пазла как будто бы сложились в цельную картину. Идеально, уголок к уголку.
Ну конечно, он просто заберет ее с собой и все. Пусть учится, набирается ума, взрослеет.
Как оно там дальше у них будет — да черт его знает, возможно, уже завтра их дороги разойдутся, но сделать ее будущее БУДУЩИМ в его руках. Он может. И он сделает.
Да, он это сделает.
Преисполненный странной решимости, он пересек темный двор и, минуя дверь, сразу уже по старой привычке пошел к ее окну.
Он ощущал себя чокнутым, полным психом, потому что принимать подобные решения вот так молниеносно может только ненормальный. Но что удивительно, только приняв его, он впервые за день смог вздохнуть полной грудью.
Может, затея полное дерьмо, но он знал, чувствовал где-то там, за подкоркой, в районе мозжечка, что это решение — единственно верное. Он не был фаталистом, но вдруг подумалось, что если не сделает так, то после его отъезда все непременно рассыплется. Сломается. Раскрошится. У нее. Ей нужно быть там. Она полетит в эту чертову Америку и получит это чертово образование!
Думая о том, как она обрадуется сейчас этой новости, он убрал рукой занавеску и увидел, что она сидит на своей тесной кровати и… плачет, уткнувшись лицом в ладони.
Глава 23
Он ушел… Ушел, даже не разбудив меня, ничего не сказав.
Почему?
Что было не так?
Все это так сильно напоминало тот день, когда он переночевал со мной впервые — тогда он тоже ушел, пока я спала, но с тех пор все разительно изменилось. Я стала другой, он другим, мы оба… И хоть он говорил что-то о том, что не умеет любить и прочее, я чувствовала, что он просто держит марку циничного подонка и обманывает сам себя. Как и я себя, когда каждый раз его отталкивала. Вчера я поняла, что устала бороться и сказав, что хочу, чтобы он остался, я была с ним абсолютно честна. Только вот я имела в виду не именно на эту ночь, а совсем. Чтобы он был со мной, не улетал в Америку.