Приказано молчать
Шрифт:
– Пограничники приняли смерть в бою, как и полагается джигитам богатырям. – Лейтенант Садыков помолчал минуту-другую, отдавая молчанием дань памяти погибшим несколько лет назад бойцам, затем продолжил так же официально: – И сегодня исключать басмаческий налет мы не можем. Орлиный глаз нам нужен, не совиный. А сердце арстана. Льва!
– На политчасе сказывали, – усомнился Гончаров, – конец, мол, басмачеству. Ибрагим-беку и тому, политрук сказывал, конец пришел. Раскаяние, утверждал, нашло на него. Понял, что зря народную кровушку лил. Выходит, стало быть, шпионы, диверсанты разные могут шастать, а большие банды не должны бы.
– Аксакалы наши так молодым
Слушал Гончаров начальника заставы и недоумевал: говорит о бдительности, о важности охраны границы, а ни ему, младшему наряда, задачи по наблюдению за местностью не поставил, что в наряде, как ему внушали и на учебном, и особенно в школе младших командиров, должно соблюдаться свято, ни сам не наблюдает. Совершенно беспечен лейтенант Садыков, будто на прогулке, коня вроде бы промять выехал, а не на границе он. Чудно Гончарову, но что ему делать, если командир поучает лишь словом, а не личным примером? Верно, впитывать нравоучения, разинув рот. Не станешь же вертеть головой, оглядывая местность, если начальник с тобой разговаривает. В паузах только и есть возможность окинуть взором шеренги верблюжьих горбов.
И все же заметил Гончаров что-то необычное на вершине недалекого горба. Пригляделся внимательней и определил: человек лежит и наблюдает за ними, едущими вольно, без всякой предосторожности, по открытой долине.
– Товарищ лейтенант, справа на сопке…
– Увидел наконец, – с нескрываемым упреком отозвался Садыков. – Раньше нужно бы, пока не выпятился пупком.
Вот так. Не на прогулке, выходит. Проверяет. Слушать, значит, слушай, но в оба гляди.
«Ишь ты, как дело поставил. Ладно не лыком и мы шиты».
Теперь он и слушал, и смотрел. Как учили смотрел. И под копыта лошадей, чтоб тропу видеть, и на сопки, насколько глаз хватал. Но нет никого. И то верно, не станет же начальник заставы по всему маршруту сюрпризы устраивать. Личного состава не хватит.
Стоп однако… Вот они, еле заметные следы. Кони кованы Пара. На тропу выезжали. А дальше?
– Товарищ лейтенант, следы. Два строевых коня.
– Так уж и строевые…
– Гнезда для шипов только на кавалерийских подковах.
Остановил коня Садыков, внимательно поглядел на Гончарова и покачал головой.
– Подковы наши не в сейфах хранятся. Запомни: разумный познает смолоду, глупый – когда беда падет на голову. – Сделал паузу, пусть осмыслит необстрелянный пограничник услышанное, и продолжил: – Увидел своими глазами, кто наследил, вот тогда верь.
– Ясно.
Но нравоучительному выводу вопреки лейтенант Садыков не направил своего коня по следу, а тронулся дальше тропою.
Что же, и это тоже ясно. Специально след проложен. А дальше что ожидает? Во всяком случае, ухо востро нужно держать.
Гончаров слушал Садыкова, который подробно пояснял, куда какой распадок ведет, откуда вероятней всего можно ждать нарушителей, стараясь все запомнить, но не переставал внимательно оглядывать и сопки, и раскинувшуюся по обе стороны тропы ровность.
Проехали еще километра два, лейтенант Садыков свернул в узкогорлый крутобокий отвилок, где даже проглядывались голые камни, как в настоящих горах. Скалистые откосы, словно стенки, заборились справа и слева, камни же, будто боясь своей смелости, прятались под полынными надбровьями, а то и под молодыми
– Мазар это. Священным почитается и родник, и арча. Мусульмане говорят так: Мухаммед и его четыре друга, Абу Бакр, Омар, Осман и Али, остановились здесь, обессилив совсем, томимые жарой и жаждой. Передохнуть остановились. Аллах сжалился над ними, сказал: «Будь!» – и арча укрыла путников от палящего солнца, а родник утолил жажду. Века прошли с того времени, а родник и арча, возникшие здесь неожиданно по воле Аллаха, неизменны, потому от паломников отбоя нет. Граница же, вот она – рядом. Перевалил через сопку и – на сопредельной стороне. Пока, правда, здесь нарушений не было. Муллы слово дали за правоверных. На Коране поклялись. Но тут другое дело: арча хорошо просматривается с сопредельной стороны, любой сигнал подать отсюда можно. И вообще, что здесь завтра может произойти, кто поручится, вот и не оставляем мазар без надзору. – Садыков протянул руку влево: – Вон там, приглядись, ход есть. По нему незаметно можно подняться наверх и скрытно вести наблюдение за сопредельной территорией. Сразу у входа пещерка небольшая, карманом мы ее зовем. Тебе тоже придется часто здесь службу нести…
Не за горами оказалось то время. Вскоре Гончаров, получив после неоднократных испытаний на профессиональную пригодность отделение, стал ходить старшим наряда. Дозорил, дежурил по заставе, но чаще всего лежал в секрете у мазара. В едва заметном отвилке от мазарного тупика узкогорлый грот тоже прятался под нависшим камнем. В нем даже днем стоял жуткий сумрак, будто и впрямь упрятан ты по какой-то недоброй воле в карман злого духа и ждешь, когда и чем завершится твоя судьба или для какой цели тебе придется из него выбираться. Ночью же здесь было так бездвижно и темно, что у самых крепких бойцов все равно возникало сравнение с адом кромешным.
Да, жутко было в этом кармане, но мимо него поднималась вверх тропинка, по которой вполне, при желании, можно незаметно проскользнуть за кордон. Важное место для перехвата нарушителя. Тем более, что, если задержат пограничники, а такое уже бывало, на подходе к отвилку мазарного тупика, либо в самом отвилке в иное, чем определено договором с муллами время, ответ всегда один: шел на молитву, но не рассчитал немного, вот и припозднился. Вот и сидели в «кармане» ночами напролет бездвижно и бесшумно, перемогая жуткость, а посылал туда Садыков только тех, кому больше всего доверял. Сильных духом, по его оценке, посылал.
Поступали пограничники обычно так: выезжали на мазарную поляну перед наступлением темноты, слезали с коней (к арче и роднику не приближались, чтобы не осквернять святое для верующих место), осматривали, чаще в бинокль, сопки, затем уезжали, но в расщелке, где он не просматривался с сопредельной стороны, двое спрыгивали с коней, а один, взяв поводья этих коней, без остановки ехал дальше. Из развилка выезжал он уже в темноте, когда не разглядишь, есть ли всадники на конях. А по топоту копыт можно определить, если у кого есть такое желание, что все пограничники уехали. Спешившийся же наряд тем временем бесшумно проскальзывал в грот.