Приказано убить (сборник)
Шрифт:
– Я и то и другое, детектив Роулингс. У меня есть официальная адвокатская лицензия штата Иллинойс по полной форме. Но у меня также имеется лицензия на право занятия частным следовательским сыском. Тоже в полном порядке. По крайней мере, в пределах этого штата.
Я села в кресло. Роулингс разместился на софе напротив меня. Человек в форме навытяжку стоял рядом с ним, держа блокнот наготове. Мистер Контрерас прикрывал мой тыл. Дуэлянты и секунданты. Когда бросают платок, дуэлянты должны выстрелить одновременно.
– Почему в тот день вы не сказали мне, Варшавски, что вы тоже детектив?
– А я
Глянув мне в лицо, Роулингс сузил глаза.
– Вы же знаете, что вы популярны и ваше имя известно... Когда вы уехали, я справился у сержанта. Он помнил еще вашего отца. А вчера поговорил со своим дружком Терри Финчли, который служилв южной части города. Я упомянул вас при разговоре. Он-то мне и сказал, что вы занимаетесь частным сыском и все такое. И как его начальник, лейтенант Бобби Мэллори, вдруг начинает колыхаться, если вы влезаете в какое-либо дело. Конечно, я малость на вас разозлился. Подумал, не позвонить ли вам, не зачитать ли закон о неповиновении властям, чтобы вы не путались у меня под ногами.
– Ну, и почему не сделали?
– О, не знаю. Терри сказал, что вы – большая заноза в заднице, но добиваетесь результатов. Вот я и решил: а вдруг вы и для меня что-нибудь откопаете? Ну, теперь-то вижу, что насчет занозы он был прав... Перейдем ко второй части – результатам. В каком это салоне красоты вы вчера побывали?
Я закрыла глаза.
– Сто лет назад я подвизалась на ниве адвокатуры. Финчли вам об этом сказал? Ну так вот, прошлой ночью мне выпала честь встретиться с одним из моих бывших клиентов. А он, как оказалось, не оценил мой труд, оказанную мною когда-то помощь. Однако всем ведь не угодишь, я полагаю?
– Нет ли здесь связи со смертью Малькольма Треджьера?
– Не думаю. Возможно, ошибаюсь, но мне кажется, дело в личной обиде.
– Где это произошло?
– Около Северного округа.
– А точнее?
– Северная авеню. Уоштено.
– А, Гумбольдт-парк? Какого же лешего вы там делали, Варшавски?
Открыв глаза, я увидела, что Роулингс напрягся, даже заерзал на софе. Он выглядел обозленным, или мне это показалось. Мистер Контрерас бормотал что-то нечленораздельное. Возможно, ему не нравилось, что Роулингс ведет себя со мной так бесцеремонно, а может, думал, что не следовало бы легавому отчитывать меня.
– Так вот, я беседовала с моим разобиженным бывшим клиентом.
– Как бы не так! Да и не были вы там. Это же центр тусовки «Львов». Эти ублюдки ежедневно суют свой нос на мою территорию. И пусть меня повесят, если я позволю вам присоединиться к ним.
Мистер Контрерас вновь что-то пробурчал.
– Но это правда, Роулингс, – заявила я с предельной искренностью, словно клялась на Библии. – У врача Хершель работает медсестра. У нее сестра-подросток забеременела. От некоего Фабиано Эрнандеза, последнего негодяя. В прошлый вторник в госпитале Шомбурга обе умерли – и роженица и ребенок. Нет, нет, не убийство: осложнения, связанные с диабетом, с ранней беременностью... Так вот, с тех пор Эрнандез разъезжает в машине, которая
Роулингс выпустил воздух из надутых щек.
– И все это без какой-либо связи со смертью Треджьера?
– Насколько я знаю, да.
– Треджьер занимался той девушкой, что умерла?..
Такова уж полицейская работа – подозревать всех и вся. Либо Роулингс был себе на уме, либо раздобыл кое-какую информацию.
Я кивнула:
– Да. Видите ли, врачом девушки была доктор Хершель, но в Шомбург она послала Треджьера, сама не смогла поехать.
– И этот гад убил Треджьера за то, что он позволил жене умереть?
– Вы имеете в виду, что Фабиано так думал? Я так не считаю. Он вообще хотел улизнуть, уже собирался бросить ее, когда она не пожелала сделать, аборт. А не удрал потому, что боялся ее братьев. Они настоящие парни, смелые, сильные. А Фабиано не борец. Нагадить кому-нибудь исподтишка – да. Но открыто подраться? Нет. Силенок маловато.
– А как насчет братьев? Сдается, они были готовы за нее постоять.
Я подумала о Поле и его старшем брате Хермане. Конечно, каждый из них мог пальцем пришибить Малькольма, ну а Диего пусть и не такой здоровущий, но злобы в нем хоть отбавляй. Однако я отрицательно покачала головой:
– Они разумные люди. Уж если и могли кого-нибудь укокошить, так это Фабиано. Но они и пальцем его не тронули, когда их сестра от него забеременела. А уж Треджьер... Они видели, как он боролся за ее жизнь, любили его и знали: он сделал все, что было в его силах.
Роулингс хихикнул:
– Ох, не будьте такой наивной, Варшавски. Да сейчас в морге двадцать пять трупов тех людей, которых любили, – Он встал. – – – Мы задержим Родригеза. Хотите написать жалобу?
Не по вкусу пришлась мне эта идея.
– Да нет, не очень хочу, – сказала я. – Умножать старые обиды? И потом, вы же знаете, он окажется на улице через сутки.
– Послушайте, Варшавски, конечно, окажется. Именно через сутки. И обидится на вас еще больше. Но меня тошнит от подонков вроде Серджио. Чем больше я его буду тормошить, тем осторожней он станет.
Я инстинктивно потрогала челюсть.
– Возможно, вы правы. Валяйте. Задерживайте. А я приду и произнесу пару фраз из своей роли в этой пьесе.
Я довела его до двери; полицейский почтительно следовал сзади. На пороге Роулингс, обернувшись, в упор посмотрел на меня.
– Если я установлю, что вы скрываете факты, связанные со смертью Треджьера, то зажгу спичку и ваша лицензия сгорит так быстро, что вы и очнуться не успеете. За сопротивление властям, за препятствия, чинимые их действиям и расследованиям.
– Да, да, да... Только ведите машину поосторожней...
Я закрыла дверь и накинула цепочку.
Мистер Контрерас укоризненно покачал головой: – Противно было его слушать, моя сладость. А ты сидишь и все это глотаешь. Тебе бы адвоката пригласить для такого разговора.