Прикажите мне, принцесса
Шрифт:
Об этом позаботилась Марда.
София со вздохом отвернулась от пробуждающегося мира за окном и направилась в жаркие глубины кухни. Предстояло рискованное дело.
За эти дни ей удалось, израсходовав целый шарик драгоценного зелья, угостить им всю челядь из тех, кто получал свой паек в нижней кухне. По мере этого тревога утихала: зелье Марды больше не давало сбоев. Похоже, оно не подействовало только на Грейсона Итилеана. Остальные же быстро превращались из ворчливых, несговорчивых, холодных, безразличных или просто малоприятных личностей в совершеннейших душек, как только дело касалось Софи,
Все эти люди были челядью. Слугами, привилегированными или не очень.
Кухарки, повара, миспардеры, лакеи, горничные, камеристки и камердинеры, несколько простых солдат, стража… И только теперь, склонив их к себе с помощью зелья, София собиралась перейти к следующему этапу плана.
Суп был нежного жемчужно-белого оттенка. Полупрозрачный, густой, украшенный бледно-золотистыми фигурными листиками драгоценной фаории, доставляемой из Орталина в крохотных мешочках каждый на вес золота и придававшей блюду умопомрачительный аромат. Если осторожно помешать содержимое большой светло-синей супницы специальной фарфоровой ложкой, из благоухающего легкого бульона показывались сливочно-желтые кусочки сонели, всего час назад выловленной из озера-питомника на краю столицы, крохотные звездочки моркови, небольшие креветки, зерна фтарии…
Суп наполовину остыл. Оставалось добавить в него несколько ложек лимонного сока, и это творение повара Рондина отправлялось несколькими этажами выше. К столу маркиза Тарлио, министра налогов и народных финансов, постоянно проживавшего при дворе.
Завтрак сегодня подавали рано — сразу после него двор отправлялся на ярмарку по случаю дня рождения принца Веина. Половину прислуги тоже отпустили, но София в их число не входила. Для тех, кому не повезло получить выходной сегодня, планировалось подобие ярмарки завтра. Как подачка. Впрочем, большинство слуг были рады и этому.
На нижней кухне не готовили для королевской семьи постоянно. Лишь иногда, если случалось важное торжество и весь двор стоял вверх дном. Но вельможи различных рангов… Поговаривали, один из таких некогда питал далеко не самые подобающие чувства к Ириз. Сплетни, сплетни, вездесущие, правдивые и лживые, как сама жизнь…
София взяла склянку с лимонным соком и, подстегиваемая ворчанием кухарки, бросилась к столу, на котором супница источала ароматный пар. На минуту замешкалась, осматриваясь украдкой.
Ириз, кажется, отвернулась. Другие кухарки трудились у столов, рядом с печами наблюдалось небольшое столпотворение, кто-то нес огромную дымящуюся кастрюлю к самой дальней от окна стене. В ту часть помещения никогда не попадали солнечные лучи. Там готовые блюда разливали и раскладывали по всем этим украшенным узорами супницам, бульонницам, креманкам, сотейникам и множеству других черепков, названий которых София не знала. Подготовкой блюд к отправке на стол занимались обычно сами кухарки или даже господские слуги, то и дело сновавшие туда-сюда с подносами через пять больших дверей, ведущих в коридоры замка.
Помощнице кухарки еще повезло, что ее допустили даже до такой мелочи, как добавление сока.
Она повернулась к супнице, молниеносно отстегнула от ожерелья шарик с зельем, открыла крохотную крышечку и протянула
Потом нужно будет проверить, как это подействует.
И капля уже почти сорвалась с миниатюрного горлышка.
Если бы мигом ранее Софию не схватили за руку мертвой хваткой.
— Что?.. — попыталась она вскрикнуть, но усилием воли заставила себя молчать. Повернуться к этому человеку, любой ценой высвободить руку, заставить шарик с зельем коснуться губ, заставить стать другом, заставить забыть…
На нее в упор смотрели широко посаженные шальные серые глаза. А присутствие этого человека в кухонном царстве казалось таким же невозможным, как песчаная буря в открытом море.
Софию держал за руку начальник дворцового гарнизона Кадмара граф Грейсон Итилеан.
***
— Что случилось? В чем дело? Кто… ох, — Ириз в мгновение ока очутилась рядом. Еще с десяток голов с любопытством повернулись в сторону странной сценки. — Что вам сделала эта паршивка, лирд Итилеан?
По широкому бронзовому лицу кухарки было видно, что она боится за свою подопечную, а не жаждет наказать ее за проступок. Но вынуждена говорить не то, что думает, потому что обслуга и знать — это всегда лицемерие и власть… а девчонку можно попытаться спасти потом.
— Абсолютно ничего, — начальник гарнизона не спешил отпускать Софию, а та от изумления не могла даже попытаться вырвать руку и лишь сжала в кулаке шарик с зельем. — Мне нужно с ней потолковать. Прямо сейчас. Я ее забираю.
Он перехватил Софию под локоть и на глазах у изумленных кухарок и помощников повел прочь. И в том, как он поддерживал ее руку — осторожно, почти светски, — было что-то странно неправильное.
Хотя само появление его на кухне уже было чем-то из ряда вон выходящим.
Головы в белых косынках и небольших колпаках поворачивались вслед, и София еще успела подумать, что ту часть знати, которую обслуживает эта кухня, сегодня ожидает подгоревший завтрак.
И только потом у нее подогнулись колени от ужаса.
Она попыталась представить, что может ждать ее.
***
— Лирд Итилеан? — София все же попыталась заговорить. Собственный голос показался отвратительно писклявым. — Я могу объяснить… Что вы…
— Помолчите, — отмахнулся Итилеан, мельком оглянувшись на нее. Судорожно соображая, какими отговорками оправдаться, она едва заметила, что он обратился к ней на «вы».
Теперь он тащил ее за руку куда-то вверх по дороге, начинавшейся у подножья горы и заканчивавшейся, как думала София, у ворот и входа в замок. Оказалось — нет. Павильон стражников и будка привратника загораживали обзор. Теперь же, когда Софию выволокли из кухни через этот самый вход, она поняла, что дорога продолжалась от него и вверх, круто изгибаясь вокруг выступов-фасадов.
Раньше, даже в детстве, ей никогда не доводилось здесь бывать. Это продолжение подъездной дороги было намного уже и выглядело неухоженным. Если ею и пользовались, то редко. Ничего удивительного — из-под ног при ходьбе угрожающе сыпались мелкие камешки, а трещины в каменной кладке… Засмотревшись, София почувствовала головокружение от беспощадной высоты на краю обрыва и отвернулась. Ограда здесь была совсем хлипкой.