Приказы не обсуждаются
Шрифт:
Проблему эту разрешил сам Ступин. Евгений, пилот и Сергей нашли в кузове большой кусок брезента и накрылись им, чтобы потоки воды, отвесно падавшие с неба, не очень хлестали по телу. Мыкола-Николай даже попытался закурить, но из этого ничего не вышло, сигарета намокла и развалилась через пару секунд. Вокруг них была вода.
— На аэродроме проблем не будет, — сказал вдруг Ступин. Очевидно, он думал в том же направлении, что и Миронов.
— Почему это? — спросил Евгений. — Там же солдаты.
— Ну и что? Во-первых, ливень, никто и носа на улицу не высунет. А во-вторых, я цивильный бизнесмен, когда хочу, тогда и летаю! У меня с местными властями проблем нет. Про то, что я у Савимби был, им неизвестно. Так что улетим, как миленькие! Мыкола, улетим?
— Мне бы только от этой поганой земли оторваться… — пробурчал пилот.
— Ну-ну… — сказал Евгений и больше тему не развивал. Он думал о том, что делать со Ступиным. С одной стороны, как бы преступник и разыскивается Интерполом и прочими полицейскими организациями, в том числе и российскими. Но с другой — старый знакомый и сейчас готов помогать изо всех сил. Правда, спасая этим и свою шкуру. Как быть? Повязать его в самолете? А что потом? Искать пути, как переправить в Россию? Весьма хлопотная задача. Или сдать замбийским властям на предмет передачи кому следует? А эти власти тут же заинтересуются: кто такие люди, совершившие благородный поступок и схватившие международного преступника? Нет, им светиться никак нельзя.
В конце концов он решил не ломать себе голову. Начальник Симонов, или нет? Вот пусть и думает!
До Луэны они добрались уже к вечеру. Хорошо, что горючего хватило. По дороге сделали всего одну остановку — чтобы перекусить. Оставшимися рационами Симонов поделился с пленными.
Ступин клялся, что на борту его самолета есть отличная жратва и выпивка, хватит всем. И вообще, во время полета они ни в чем не будут нуждаться. Разве что в женщинах. Но и это — дело поправимое. В Лусаке он знает отличный бордель с милыми и чистыми девочками. Туда они все по прилету закатятся, а платить за них будет он, господин Стайниц!
Евгений тихо спросил у Симонова:
— Что с ним делать будем?
Алексей Васильевич так же тихо ответил:
— Посмотрим. Дай сначала отсюда выбраться…
Он тоже думал о том, как группа будет прорываться к самолету.
Но все вышло очень изящно и без эксцессов. По дороге их армейский грузовик никто не остановил. А у ворот аэропорта Ступин сбегал в будочку, где укрывались от дождя караульные, потом сам створки распахнул и сам же их закрыл. Грузовик покатил прямиком к стоявшему на краю поля «Фалькону-200».
Оказалось, что самолет на время отсутствия шефа и пилота охранял еще один человек из экипажа. Завидев в иллюминатор мокрого Ступина, яростно размахивающего руками, он тут же гостеприимно распахнул дверь.
Евгений внимательно следил за бывшим сослуживцем, ибо именно сейчас он мог выкинуть какой-нибудь номер, чтобы улететь самому, а остальных бросить на взлетном поле.
Но ничего не случилось. Вся команда забралась в уютное и сухое нутро самолета-игрушки, и Ступин тут же начал командовать своими подчиненными. Мыкола, переодевшись во все сухое, убежал в кабину пилота — готовиться к взлету. Второй член экипажа — Степан — в это время доставал из каких-то потаенных шкафов одежду для хозяина и гостей. Свои мокрые и грязные тряпки они свалили в углу салона.
— Он правда твой? — спросил Евгений у Ступина, который копался в недрах бара, примериваясь, с какой бутылки начать.
— Ну что ты! На кой ляд мне постоянно иметь самолет? Я хоть и не бедствую, но все же это накладно. Арендую для деловых поездок. Довольно удобно и не так дорого, как может показаться.
— А я думал, что ты совсем уже крутой миллионер, — разочарованно протянул Миронов.
— Ну, крутой, не крутой, но все же да, действительно миллионер. А ты что, денег хотел попросить?
— На хрена мне твои деньги?! — вдруг разозлился Евгений. — Мне своих хватает! Ты подумай, нужны ли будут тебе миллионы, когда в тюрьме окажешься!
— Ты все-таки не оставляешь мысли засадить меня за решетку? — разогнулся от бара Ступин. — А может, все-таки договоримся? Я перечислю на счета, которые вы трое мне укажете, кругленькие суммы, а своему начальству доложите, что не нашли меня. Растворился, мол, в воздушном океане…
Он засмеялся, но тут же оборвал свой смех.
— Это серьезное предложение. Подумай хорошо, с товарищами посоветуйся. В любом случае, я, в благодарность за спасение, вас отсюда вывезу.
Из кабины выглянул пилот Мыкола.
— Можем лететь. Заправлены под завязку, местная вышка «добро» дает. Только сомневается насчет погоды.
— Запускай! — приказал Ступин. — Им тут вообще все по барабану. Стоянка и обслуживание оплачены, а остальное их не касается. Как ты, сможешь взлететь?
— Да нечего делать, — улыбнулся летчик. — Наша птичка и не в такую погоду летать может!
— Тогда поехали!
Ступин повернулся к гостям.
— Внимание! Быстренько наливайте себе чего хотите и рассаживайтесь. Сейчас будем взлетать.
Недолго думая все последовали совету. Даже Симонов не удержался и плеснул чего-то в стакан.
— Сколько до Лусаки лету? — спросил Загайнов у Евгения. Он не стал брать крепкое, ограничился пивом. Но его все равно налил в стакан. Обстановка не располагала к распитию из горлышка.
Миронов задумчиво, посмотрел на товарища и пожал плечами.
«Фалькон», ревя двигателями и разбрызгивая из-под колес воду, несся по полосе. Разгонялись долго, и Евгению начало казаться, что самолет не сможет взлететь и врежется в деревья на дальнем конце аэродрома. Но вот ощутимо задрался нос машины, и Миронов понял, что они уже в воздухе. Самолет круто накренился, делая вираж и пробивая низкие облака. А через несколько минут в иллюминаторы ударило солнце. Началась дорога домой.
Спустя час Симонов пошел в кабину пилота и связался с Парклендом. Тот чуть не зашелся в истерике, но обещал встретить самолет в аэропорту Лусаки. Новость была хорошей, и по этому поводу решено было выпить еще. А потом Евгения вдруг сморил сон.
…Проснулся Миронов оттого, что кто-то похлопывал его по щеке.
— А? Что? — подскочил он и понял, что все еще сидит в салоне самолета, а перед ним стоит улыбающийся сержант Коннор.
— Джек? Какого черта?… — язык ворочался тяжело, и во рту был какой-то неприятный привкус.