Приключения 1964
Шрифт:
— А ваш вельбот что: шхуна или корвет? — вдруг спрашивает Люся.
Я немного теряюсь.
— Шхуна! Корвет — корабль военный.
— Шхуна! Знаете, кто вы? Хотите, я всех троих посвящу в сан рыцарей тундры?
Люся снимает с Мишкиного пояса финку и по очереди стукает нас по плечу. Она стоит на коленях, в узких брюках и свитере. Я замечаю, что у Люськи очень-очень тонкая талия. Мы с Лехой отводим глаза в сторону, Мишка смотрит ей в лицо.
— Ребята, — снова делает она неожиданный переход, — так вы сделаете мне те два разреза вверх по течению?
— Давай я один… — обращается
Но у нас нет сейчас двухдневных маршрутов.
— Ладно, старик. Сделаем втроем. Только потом, сам понимаешь.
— Ой, спасибо! — хлопает Люся в ладоши. — Значит, так: два разреза — семь и пятнадцать километров от устья. Как делать, вы уже знаете, а я тем временем займусь описанием прибрежной.
— Зачем спешка-гонка? — спрашивает Леха. — Пойдем с нами.
«Набери побольше материала для «железного» диплома», — говорит Мишка своим видом.
— В Москву очень хочется, — как-то ненатурально смеется Люська. — Я забыла сказать вам: эти летчики обещали залететь за мной через пару дней.
Так вот почему она слушала вертолет!
— Брось ты, Люся, этот вертолет, — говорю я. — Вертолеты будут. Но такой тундры, такого августа больше не будет. И таких подданных у тебя, принцесса, не будет.
Люся серьезно слушает.
Мы уходим чуть свет: позавтракаем на месте.
Люся еще спит. Мишка немного замешкался. Он догоняет нас, как лось перемахивая через кочки. В рюкзаках непривычное ботаническое снаряжение. Молчит Леха, молчу я, только Миша весело посвистывает.
…Мы устали, как упряжные собаки. То ли работа непривычная, то ли просто её очень много. Рвем травку — это тебе на диплом, Люся! Считаем-пересчитываем кочки — это за то, что у Мишки, кажется, закружилась голова. Считаем шаги, чтобы знать, когда остановиться и снова щипать травку, — это за то, что встретилась девушка, так же, как и мы, понимающая романтику. Что ж, поработаем!
Мы сделали всё как надо. В рюкзаках приятная трудовая тяжесть. Оказывается, когда дело сделано, даже чужая работа, всё равно приятно. В чьем-то дипломе, в чьей-то науке будет доля и твоего труда.
У палатки тихо. Наверное, наша «принцесса» работает на берегу.
— Трудяга, — говорит Леха и… замолкает. Мы смотрим туда же, куда и он. В центре выжженной костром площадки стоит дощечка «Берег принцессы Люськи» и рядом записка, воткнутая в расщепленную палочку. Мишка берет записку, протягивает нам.
«Мои рыцари тундры, — читаем мы, — к сожалению, вертолет прилетел на день раньше. Он идет прямо в Провидение. Для меня это очень удобно. Диплом ни диссертация, напишу без этих разрезов. А лучше привезите мне их в Москву. Пока. Люська-принцесса».
Я смотрю на Мишку. Он берет рюкзак за уголки и медленно начинает вытряхивать гербарий прямо на землю. Он молчит. Леха опустошает свой рюкзак и вдруг подходит к дощечке. Заносит сапог, и «Берег принцессы Люськи» со свистом летит в сторону…
— Зря ты, Леха, — голос у Бороды как будто спокоен. — На свете Людмил тыщи. Есть и другие…
Птаха в кустике вдруг тихонько пискнула и взлетела на самую верхушку. Она качается на тонкой веточке
— Это что, канарейка? — спрашивает Леха.
Мы молчим.
Валентин Томин
Со среды до субботы
— Что это за командировки, о которых становится известно только за час до вылета? Нет, нет, пожалуйста, никаких оправданий, они совершенно ни к чему, — в голосе девушки послышались металлические нотки.
Юноша и не оправдывался, а молча смотрел на её лакированные босоножки.
— Имей в виду, если ты не вернешься к субботе в воскресенье я уеду. В Океанскую. С Аркадием.
Правая лакировка приподнялась и осторожно (чтобы не повредить каблучка) стукнула об асфальт.
Юноша поднял голову:
— Я постараюсь быть в субботу.
— Не постараюсь, а буду. В двадцать ноль-ноль. Где твоя офицерская точность?
Юноша грустно улыбнулся:
— Осталось четверть часа. До свидания.
Он неловко поцеловал пальцы подруги. Чуть помедлил. Затем быстро надел фуражку и вышел на проезжую часть улицы. Заскрипела тормозами и остановилась, вздрогнув, видавшая виды машина. Погас её зеленый зрачок.
— Через пятнадцать минут я должен быть в аэропорту.
— Будете, товарищ лейтенант.
— Зашел попрощаться, Пал Палыч. Улетаю.
Крупный, угловатый мужчина с майорскими погонами на помятой синей рубахе поднял голову от бумаг.
— Садись.
— Надо спешить — скоро самолет.
— Я дам машину. Успеешь.
Майор вышел из-за стола, пожал вошедшему руку и, не выпуская её, заговорил:
— Послушай, Рогов. Я, конечно, понимаю, что в субботу тебе хочется быть дома. Приказать тебе остаться не могу: ты был командирован по конкретному делу и всё, что требовалось, выполнил. Но войди в моё положение. По групповому разбою работать надо, а Федорчуку вчера вырезали аппендикс. И вот только что сообщили: в Ульве — крупная кража. В магазине. Надо выезжать. А кому? Дубинин на оперативной работе без году неделя. Выходит, кроме тебя, ехать некому… Согласен? Ну, вот и отлично. Я и не сомневался, даже в управление уже позвонил. Не огорчайся, послужишь с моё, поймешь, что нашим временем не мы распоряжаемся. И она тоже поймет…
Оба офицера одновременно вздохнули: молодой вспомнил высказанные ему перед отъездом обиды, пожилой — жену, которая уже поняла их никчемность. Майор выпустил руку собеседника и тяжело сел.
— До Ульвы восемьдесят километров. Если выедешь через полчаса, то успеешь засветло произвести осмотр. В помощь возьмешь Дубинина. Участковый встретит на месте. Желаю успеха.
Виктор вышел из кабинета начальника райотдела. На миг он представил Риту, танцующую с Аркадием, и тотчас же разозлился. На себя.