Приключения 1985
Шрифт:
— Ну, вот и все, — трагическим тоном сказал Никишин. — Слушаю вас, товарищ лейтенант, очень внимательно.
— Как вы думаете, Петя, кто убил Мохова? — Климов старался уловить, какие чувства пробудит в собеседнике этот вопрос.
Никишин сунул руку под капюшон, почесал затылок. Шерстяная шапочка сдвинулась, из-под нее выползла потная прядь морковно-рыжих волос.
— Черт его знает, товарищ лейтенант! Ума не приложу! Может, кто со стороны? Хотя кто же? Разве медведь… — Петя достал из кармана кубик сахара, предложил: — Хотите?.. — Климов отказался;
— С кем он дружил?
— Да ни с кем… Все больше молчком. Правда, иногда с Вадимом Петровичем шушукался.
— О чем?
— Не знаю.
Климов помолчал, обдумывая очередной вопрос, потом спросил:
— А Вадим Петрович… Он как… ничего парень?
Никишин лукаво ухмыльнулся:
— Начальство неудобно обсуждать.
Лейтенант смутился, попытался оправдаться:
— Вы меня не так поняли… Я уже говорил с Шароновым, он рассказал, что у него непростые отношения с Власенко — начальником управления.
— «Непростые» — не то слово, товарищ лейтенант. Власенко по-своему любит Шаронова. Вадим Петрович — его ученик, самый толковый… Только ведь он какой, Вадим Петрович? Самолюб — одного себя понимает… Власенко, пока начальником стал, и комариков своей кровушкой покормил, и болота помесил. За ним — медь, цинк, уголек в Якутии… А Шаронов сразу на золото нацелился.
— Так ведь нашел?
— Нашел… — уныло подтвердил Никишин.
— А Власенко не верил в успех?
— Честно говоря, сомневался.
— И что?
— В каком смысле?
— Что теперь будет?
— Золото будем добывать, товарищ лейтенант! — весело гаркнул Петя, вскочил, широко развел руки, словно собирался пуститься в пляс. — Поставим тут др-р-раги — и пойдет р-работа!
— А с Власенко что будет?
Никишин недоуменно глянул на Климова.
— Власенко? Орден, наверно, получит. Его же управление отличилось… — Петя хихикнул и добавил: — И мне, может, медаль дадут.
— Так он же не верил?
— Мало ли что не верил. Это ж, товарищ лейтенант, наука, а не религия… Да, сомневался! Но все-таки ума хватило разведку послать… И на том, как говорится, спасибо! Другой бы вообще рогом уперся… Бывает такое?
— Бывает… — усмехнулся Климов.
— Во… — Никишин задумчиво глянул вдаль и нежно произнес: — Вася Тужиков топает… Вы с ним говорили?
— Нет.
— Значит, сейчас вас представлю. По всем правилам старательского этикета.
К воронке, волоча за собой брезентовое ведро, действительно подошел невысокий крепыш. Он покрутил головой, недовольно крикнул:
— Петя, ты где?
— Ку-ку… — игриво отозвался Никишин.
— Хватит дурака валять! Глаз выбью! — ласково предупредил Тужиков.
— О! — Никишин весело подмигнул Климову. — Видали? Серьезный парень. — И снова проворковал: — Ку-ку, Васюта…
Тужиков наконец уловил направление звука. Громыхая сапогами, ринулся к валуну, за которым укрывались Никишин и Климов.
— Я тебе… — начал
— Ну-ну… Продолжай! — балагурил Никишин. — Вот, Васюта, товарищ лейтенант прибыли. Брать тебя будут!
— Хватит болтать! — огрызнулся Тужиков. — Здравствуйте, товарищ Климов. Я про вас знаю — прораб рассказал… Иди, Петя, лунку долби, мне с начальником потолковать надо.
Никишин сделал квадратные глаза, играя в обиду, оттопырил нижнюю губу, сказал;
— Вот такой человек Васюта! Строг, но справедлив.
Он нарочито тяжело вздохнул и направился к своему рабочему месту, и вскоре по окрестности снова разнеслось его зычное кряканье.
Тужиков кинул на Климова пристальный, оценивающий взгляд, резко бросил вопрос:
— Думаете, я Мохова пришил?
Лейтенант оторопел, поежился, ответил:
— Нет. У меня нет никаких данных, чтобы так думать.
— Разве Шаронов не подарил вам версию?
— Он сообщил, что вы бывший заключенный, но из этого еще ничего не следует.
— Все-таки сообщил… — сквозь зубы прошептал Тужиков. — Вот слушайте, товарищ лейтенант, гадом буду — Шаронов его и уложил! Я давно усек — между ними какие-то делишки. Он ему и поблажки делал, и даже побаивался маленько… Почему — не знаю! Но уж это точно. Теперь слушайте: самородок этот для Шаронова дороже всего. Он один показывал, что дело серьезное. Пропади «золоточек» — чем докладывать? Песочком? В наших краях такие «знаки» на любом огороде намыть можно. Шаронов вернулся в палатку, а Мохов — с «золоточком». Поцапались они — точно! Шаронов в драке и тюкнул его!.. — Криво усмехнулся. — Может, этим «золоточком» и тюкнул! — Тужиков пригнулся, зашипел: — И еще утром… я его засек: он у Мохова в мешке рылся, бумажку какую-то нашел, забрал… Точно говорю — он, змей, убил! А на меня валит…
Каждый пограничник знает: проверять после дождя следовую обстановку — одно удовольствие. Влажная земля ярко держит отпечаток, а мокрая трава — это своего рода копирка, опытный следопыт все на ней прочтет.
Сержант Исаев склонился над четким следом. «Здесь ты, голубчик, и прошел… — ласково думал он. — Вот пятка, вот ступня…»
Резкий запах тревожил Джека, но вышколенный пес терпеливо сидел рядом, ждал команду. Исаев глянул на него, усмехнувшись, сказал:
— Что, брат, хочется побаловать? А нельзя — служба…
Исаев уважал своего четвероногого друга и вообще всех пограничных собак. Судьба их удивительна и мало кому известна. По многу лет служат они на одной и той же заставе. Каждые два года приходит новый инструктор: один веселый, другой нервный, третий бывает и злой, а пограничной собаке приходится к каждому приноравливаться, с каждым нести свою нелегкую службу. А как трудно проходит иной раз расставание!.. Исаев помнит, как прощался с Джеком его предшественник — у обоих на глазах блестели слезы… Потом Джек долго грустил, плохо ел… Но делать нечего — нужно жить, нужно выполнять свой долг.