Приключения 1985
Шрифт:
— Бездельничаю, Юрий Львович. От вас ничего не скроешь.
— Ну тогда подожди пару минут, я допишу, и побездельничаем вместе.
Ему было пятьдесят пять. Высокий, плотный, с большой головой, Лагин держался всегда солидно и внушительностью вида мог поспорить с шефом, недаром посетители, встречая в коридоре, часто принимали его за прокурора.
— Ну-ну, так что, ты говоришь, у тебя стряслось? — Лагин закончил писать и откинулся на спинку стула.
— Стрястись ничего не стряслось…
— Отчего же тогда тебя гложут сомнения? И
Нет, он не читал мысли. Но как всякий хороший следователь умел определять направление хода размышлений собеседника и его ближайшие намерения.
— Странная штука получается, Юрий Львович. По делу практически все сделано, а ясности никакой…
— Такое бывает. — Лагин неопределенно крякнул.
Я пересказал обстоятельства дела. Лагин, снисходительно улыбаясь, перебирал мелкие предметы в объемистом ящике своего огромного, обтянутого зеленым сукном стола, но по глазам было видно, что слушает он внимательно.
— И что же тебя смущает?
— Да как-то неопределенно все. Нет четкой картины происшедшего.
— А ты хотел получить незамутненную, химически чистую истину, так сказать, рафинированный вариант? Впадаешь в ошибку новичков и забываешь, что она многолика.
— Сейчас вы начнете про абсолютную и относительную, формальную и материальную, квази- и псевдоистину…
— Нет уж, учить тебя философии не собираюсь. Речь о другом. Как я понял, ты боишься, что найденная тобой истина слишком туманна? — Лагин слегка улыбнулся.
— Пожалуй.
— Истина приговора должна быть ЮРИДИЧЕСКОЙ истиной. Пусть она неполна по сравнению с самим преступлением, пусть упущены какие-то детали, пропали оттенки и психологические нюансы, но эта неполнота не должна касаться основного: кто совершил преступление и как надо квалифицировать его действия. Именно здесь проходит грань, отделяющая правосудный приговор от неправосудного! И в этих вопросах истина не многолика — она одна. Ее нельзя установить неполно, можно либо найти ее, либо нет. Любая неполнота превратит истину в заблуждение, а на нашем языке — в судебную ошибку!
Лагин опять посерьезнел.
— И тут следователя подстерегает опасность. Помнишь, где это сказано: «Ищущий истину да убоится искушений»? Искушение действительно велико: хотя концы с концами не вяжутся, но в мелочах, в деталях, а все остальное понятно, ну ничего, пусть суд разберется!
А есть противоположная крайность — раздувать червячок сомнений, бояться очевидного, метаться в поисках новых фактов, запутываться в доказательствах. И в поисках несуществующей терять реальную цель.
— Вы думаете, я беспричинно раздуваю сомнения?
— Не знаю. То, что твой Золотов враль, еще ни о чем не говорит. Ну хвастался дедом, ну поил дурех портвейном вместо заморского вина, что из этого? И неясность картины преступления может объясняться очень просто: все пьяны, где уж тут восстановить детали! А раз так — твои сомнения повисают в воздухе. Если бы был хоть один факт, один камень для опоры…
Лагин прав. И когда я вышел на улицу, сомнения почти перестали меня мучить. Стоял мягкий теплый вечер, недавно прошел дождь, и воздух был чистым и непривычно свежим, асфальт впитал воду и оттого казался гладким и жирным. Я прошел через аккуратный, с умытой зеленью сквер и собирался повернуть к дому, когда меня окликнули.
Сухощавый, юркий и отчаянный Коля Таганцев, с ним здоровенный Роман Полугаров и Костя Азаров из ОБХСС. Все трое радостно улыбаются.
— Ты как раз кстати. — Таганцев хлопнул меня по плечу. — Пойдем в «Интурист» поужинаем.
— Вам что, опять зарплату повысили?
— Еще нет, но повод есть — Ромка старшего лейтенанта получил.
Предложение было заманчивым, но кое-что меня смущало.
— Неудобно, в своем районе…
— А что тут неудобного? — прогудел Полугаров. — Что мы, не можем в нерабочее время за свои деньги в ресторан сходить?
Несмотря на ранний час, ресторан был почти полон. На низкой эстраде рассаживалась за инструменты четверка длинноволосых молодцов.
Мы сосредоточенно поглощали пищу и слушали музыку. Певица низким, чуть хрипловатым голосом повествовала о девушке, сообщающей матери, что она влюбилась в цыгана по имени Ян. Девушка была примерной дочерью и подробно информировала родительницу о вкусах и запросах своего избранника. Ян оказался разносторонней личностью: он любил золотые кольца, дорогие шубы и вина армянского разлива. Н-да… То-то мама обрадуется!
Из-за столиков поднимались пары и выходили на танцевальную площадку под сплошную россыпь хрустальных многоцветных светильников. На плечо легла чья-то рука, я скосил глаза и увидел тонкие пальцы с аккуратным маникюром — бордовый лак с золотыми блестками.
— Можно вас пригласить?
Ирина Марочникова была в коротком синем платье простого покроя, без украшений. На ногах красивые босоножки — сильно изогнутая тонкая подошва на высоченной «шпильке», пристегнутая к обнаженной маленькой ступне двумя тонкими ремешками, перекрещивающимися на подъеме и щиколотках.
— Меня? — Придумать вопрос глупее было трудно. Но, честно говоря, я растерялся.
— Вас, — Марочникова обворожительно улыбалась. — Можно? Вы, конечно, думаете сейчас, зачем я вас пригласила? — Марочникова заглянула мне в глаза. — Угадала?
— Нет, — ответил я чистую правду. То, о чем она спросила, я обдумал раньше, в те короткие секунды, когда поднимался со стула. Потом, когда мы шли между столиками к эстраде и я поддерживал ее за руку, чуть выше локтя, я перепроверил свои выводы и окончательно убедился, что никаких определенных целей Марочникова преследовать не может, скорее всего ею просто руководит интерес экзальтированной девицы к человеку экзотической, на ее взгляд, профессии. Да еще, быть может, желание завести на всякий случай «нужное» знакомство. В этом последнем ей, бедняжке, предстоит пережить глубокое разочарование.