Приключения-75

Сборник

— Может, жив он... А, Гришуня? Может, жив? — Антон пригляделся к телу в серой шинели попристальнее. — Под лопатку ударил. Вон след.

— Давай, давай посмотрим.

— Н-не, — попятившись, Антон натолкнулся на Гришуню: — Не шевелится. Мертвый.

Подталкивая Комолова, Гришуня приблизился к телу.

— Мертвый... — словно эхо, повторил Антон.

— Убьют меня теперь... Расстреляют. Пропала жизнь. Расстреляют!

Комолов обернулся и поглядел в глаза друга:

«Гришуню расстреляют... Расстреляют... Его, лучшего друга, брата?

Но разве он хотел убивать? Разве Гришуня, этот самый хороший человек, — убийца?»

Антон перевел взгляд на тело. Оно выглядело отчужденно, как камень.

А Гришуня сел на склон распадка и мотался из стороны в сторону и мычал, хватался за голову. Он не боялся переиграть. Ведь были случайности на охоте, и почему бы Антону не поверить ему?

— Никто тебя не расстреляет. И судить не будут. И никто не узнает, что стрелял ты. — Сладкий восторг овладел Антоном... Он, он спасет своего друга. Непременно спасет! Он возьмет вину на себя. Ему нет восемнадцати. ...Здесь он на службе, не то что Гришуня случайно... Антона будут судить, но не осудят так, как осудили бы Гришуню.

— Погиб я, — бормотал, словно в отчаянии, Гришуня. — Погиб я, Антон!

— Я спасу тебя, Гришуня! Слышишь? Я что-нибудь придумаю. Я... Я!

IV

Действительно, не вязать же было Федору Зимогорову по рукам и ногам жену инспектора Степаниду Кондратьевну, учительницу местной школы, которая рвалась в тайгу на поиски пропавшего мужа. Вот и взял егерь с собой человека городского, знавшего таежную жизнь больше понаслышке. Федор был уверен: хватит он с нею горя, да податься некуда. Учительница по своему почину отправилась бы в дебри, а отвечать за нее перед старым другом Семеном Васильевичем пришлось бы егерю.

А тут еще прихватил их в пути муссонный ливень. Если бы еще просто ливень — ладно. Так нет — форменное крыло тайфуна. Перетерпели кое-как. Правда, крепким человеком показала себя Стеша в первом испытании. Но что ожидало их впереди, не знал ни егерь Зимогоров и никто на свете. По наметке маршрута инспектора на карте он должен был побывать у молодого охотника Комолова, который, кстати, был еще в прошлом году учеником Стеши.

Они шли вдоль берега ручья. Слыша за собой размеренные шаги, Федор с часу на час обретал в душе все большую уверенность, что женщина, идущая с ним, не станет обузой.

— Вот здесь и свернем, — сказал он, остановившись у серого, обезображенного лишайниками большого камня. — Ты косынкой покройся. Оно хоть время клеща и прошло, а опасаться надо.

Они углубились в чащу, пробирались неторопливо в густом орешнике, средь высоченных трав, и Федор говорил о том, что охотничья тропа — это скорее выдержанное направление на какой-то ориентир по удобному или привычному пути. В тайге троп, как их понимают горожане, нет и быть не может. Если, конечно, не считать звериных троп, протоптанных лосями, изюбрами или кабаньим стадом. Но

такие тропы не для ходьбы. Зачем же охотнику себе дорогу к добыче перебегать?

На закате подошли к балагану Комолова.

Антон спал в глубине его на подстилке из лапника. И тут же рядом с ним лежали плащ и котомка инспектора.

Оттолкнув Федора, Стеша проскользнула в балаган.

— Здесь! Жив! — И принялась трясти Комолова, который с трудом очнулся от тяжелого забытья. — Где? Где Семен? Да проснись же!

Вытаращив глаза, Комолов уставился на учительницу, словно на привидение.

— Чего вам? — Антон вдруг дернулся к выходу, схватив карабин.

Федор удержал его за шиворот:

— Очнись, Антон! Не медведи мы! Где инспектор?

Комолов тусклым взором ткнулся в лицо Федора, а когда перевел взгляд на Степаниду, то рот Антона дернулся в судороге:

— Чего, чего вам?

— Семен где? Вот его вещи: плащ, котомка. Что с ним? Да говори же! Говори!..

— Подождите, Степанида Кондратьевна! — остановил Шухову егерь.

Егерь посветил фонариком в балаганчик и увидел у стенки пустую бутылку из-под спирта.

— С похмелья Антон, — сказал Федор. — Отведу-ка я его к ручью. Там вода сон смоет! Давай, охотничек, поднимайся! — обратился егерь к Антону, который сидел на земле у входа в балаган.

Федор, подхватив парня под мышки, то ли повел, то ли поволок к ручью, сильно шумевшему селевым, еще не опавшим после ливня паводком.

— Не хочу! — вдруг уперся Комолов. — Туда не хочу!

Но Федор сгреб его в охапку и потащил прочь от балагана, от Стеши, которая принялась разводить костер, поглядывая им вслед.

Затрещали ветви в огне, и Стеша обрадовалась. Ей таки удалось развести костер из мокрых сучьев. И она посчитала, что сделала это довольно быстро.

«Что ж это такое? Ведь хороший парень — и на тебе. Остался на несколько дней без присмотра — и готово: водка».

Стих далекий треск ветвей под ногами Федора. Треск, который Стеша старалась не слышать.

А Зимогоров тем временем подтащил упиравшегося Комолова к бурному, еще пенному потоку и, поставив его на колени, стал пригоршнями черпать воду и лить на голову Антона. Тот сначала мычал и старался вывернуться, но потом успокоился и только фыркал.

— Хватит, пожалуй.

— Хва... — Антон по-собачьи потряс головой.

Егерь поправил сползший с плеча ремень карабина и, стоя над Комоловым, усмехнулся:

— Охотничек...

— Признаться. Признаться хочу, — выговорил наконец Антон.

— Да уж признавайся, чего там, — Федор благодушно помог парню встать на ноги. Волосы свисли на глаза Антона, капли текли по щекам, и он провел ладонями по лицу, чтоб стереть их. Теперь он был трезв, даже не пошатывался.

— Степаниде Кондратьевне не скажи... только, — Антон протянул руку вперед, куда-то мимо Федора: — Там я его и прикопал.

— Сколько мяса испортил. Эх, жадность! Знал ведь — тяжело нести будет, а три лицензии взял, губошлеп.