Приключения-78

Сборник

— Ну нет! — вскочила Равская. — Со мной у вас этот номер не пройдет. Я не могу терпеть, вы слышите, не буду терпеть, чтобы вы испытывали на мне свои профессиональные приемы допроса! Я не могу, вы слышите?! Не могу, узнав о смерти знакомого мне человека, говорить как ни в чем не бывало о посторонних вещах!

— Очень хорошо, — сдержанно сказал Демин. — Вы не можете вспомнить о своих звонках к Селивановой, вообще с трудом вспомнили, кто это такая... А, узнав о ее смерти, вдруг разволновались, причем настолько, что не можете даже говорить о посторонних вещах... Хорошо, будем говорить только о том, что имеет самое непосредственное отношение к смерти Селивановой. Вас это устраивает? Отлично. Коля, ты готов?

— Все в порядке, — ответил Кувакин.

— Поехали. Так вот, на клочке газеты, я уже говорил вам об этом, был написан курс иностранной валюты. Франки, доллары, гульдены и прочее подобное. Чуть ли не дюжину различных валют изъяли у Григория Семеновича Татлина.

— Я вас поздравляю, — холодно сказала Равская.

— Спасибо. Скажите, пожалуйста, Ирина Аркадьевна, зачем человеку, занимающемуся перепродажей валюты, этот список с указаниями, сколько рублей, к примеру, стоит франк или крона?

— Понятия не имею.

— Я тоже, — улыбнулся Демин. — Ума не приложу, зачем ему понадобился этот список. Остается предположить только одно — Татлин нечасто занимался перепродажей, а валюту в таком разнообразии вообще, возможно, первый раз держал в руках. Татлин — опытный комиссионный спекулянт. Но валюта — его новая специальность. Он ее только осваивал. И попался.

— Ближе к делу, — сказала Равская. — Я тороплюсь. У меня важные дела.

— Вряд ли у вас есть дела важнее собственной судьбы, — сказал Кувакин, не поднимая головы от протокола.

— По-моему, до сих пор мы обсуждали судьбу Татлина.

— Только до сих пор, — сказал Демин. — Теперь мы перешли к вашей судьбе. Дело вот в чем: курс валют, о котором мы столько толкуем, написан вашей рукой. Как вы это объясните?

— Вы уверены, что он написан моей рукой? — усмехнулась Равская. Но усмешка у нее на этот раз не получилась. Только гримаса искривила ее лицо, и тяжелая нижняя челюсть как бы вышла из повиновения, обнажив желтоватые от курева зубы.

— Нет, я в этом не уверен, — беззаботно сказал Демин. — Я спросил на всякий случай для протокола. Чтобы потом во время суда ни у кого не возникло недоумения, чтобы всем сразу стало ясно — разговор об этом был и ответ от вас получен в первый же день следствия. Вот и все. Остальное — мои предположения.

— А вы не злоупотребляете своим положением, так легко выдвигая обвинения, которые ровным счетом ни на чем не держатся, ничем не обоснованы? Или это профессиональные шутки?

— Нет, Ирина Аркадьевна, это не шутки. Курс валют написан довольно своеобразным почерком — все буквы разной величины, все какие-то остроголовые, а запись сделана очень грамотно с точки зрения машинописи — абзацы, отступления, отбивки и так далее. Есть в записке еще одна особенность — автор не любит переносов и старается во что бы то ни стало втиснуть слово до конца строки. И последнее — запись сделана красной пастой шариковой ручки. Общий вид примерно вот такой... — Демин вынул блокнот и показал Равской страницу, на которой она совсем недавно записала рецепт приготовления кофе.

— Боже, в какие руки я попала! — только и проговорила она.

— Итак, повторяю — это только предположение. Но завтра в десять ноль-ноль на моем рабочем столе будет лежать заключение экспертов с печатями, научными выкладками, обоснованиями, подробным анализом характерных особенностей почерка, химическим анализом пасты...

— Не утруждайте себя, — перебила его Равская. — Все это я знаю. Но должна вас разочаровать... Не исключено, что записку, которую вы нашли у Татлина, действительно написала я... Понимаете, около полутора лет назад мне как-то позвонил Татлин и спросил, нет ли у меня под рукой курса валют...

— А почему он решил, что у вас может быть такой курс?

— Потому что я подписана на «Известия», где эти данные публикуются, а он — на «Комсомолку», где эти данные не публикуются. Татлин обожает молодежные издания. Я написала ему все, что он просил, на первом попавшемся клочке бумаги.

— Тогда, пожалуй, все, — сказал Демин, поднимаясь. — Коля, дай Ирине Аркадьевне прочесть протокол.

Надев очки в тяжелой оправе, Равская откинулась в кресле и углубилась в чтение. Время от времени она с интересом взглядывала на Демина, на Кувакина, хмыкала, видно, припоминая детали разговора.

— У вас прекрасный стиль, — сказала она Кувакину, закончив читать. — Вы никогда не писали заметок в газету?

— Как же, писал, — охотно ответил Кувакин. — И сейчас пописываю... Когда дело, которое я уже расследовал, рассмотрено судом и вынесен приговор. Иначе, Ирина Аркадьевна, нельзя, чтобы самим фактом публикации не давить на судей, на народных заседателей. Понимаете?

— Вполне, — ответила Равская и жестом попросила у Демина ручку, не обращая внимания на ту, которую протягивал ей Кувакин. Этим она хотела слегка унизить того, поставить на место. Ей не хотелось подписывать протокол той самой ручкой, которой этот протокол писался. Взять свою, с красной пастой, она тоже не решалась. Демин с любопытством наблюдал — что же будет дальше. Он смотрел на ручку, протянутую Кувакиным, Равская смотрела на Демина, нетерпеливо и требовательно, а Кувакин с улыбкой наблюдал за Равской. Наконец Ирина Аркадьевна не выдержала. — Ах, простите, — проговорила она, вспыхнув. Взяв дешевую, тридцатикопеечную ручку, она быстро подписала протокол и тут же брезгливо отодвинула его от себя.

— А теперь я прошу вас извинить за доставленное беспокойство, — сказал Демин и слегка поклонился. — Полагаю, мы еще встретимся.

— Позвольте, но вы ничего не рассказали мне о Селивановой? Что же с ней произошло?

— Она погибла. Обстоятельства я только выясняю, — Демин развел руками. — Когда я буду все знать, думаю, к тому времени вы тоже будете все знать. Откровенно говоря, у меня такое чувство, будто вы и сейчас знаете больше меня.

Водитель поджидал их, тихонько посапывая на руле. Но едва они расселись на заднем сиденье, он поднял голову.

— Не торопись, Володя, — сказал Демин. — Отъезжай вон туда в конец переулка и гаси огни. Посидим, подождем минут десять-пятнадцать.

— Думаешь, выскочит? — спросил Кувакин.

— Не усидит. Не сможет.

— Усидит. Ей, наверно, десятку друзей позвонить надо, сигнал опасности передать.

— Не будет она звонить, — усмехнулся Демин. — Побоится. Уж небось думает, что и телефон прослушивается, и на пленку все записывается. Скорее из автомата будет звонить. А то и вовсе лично всех объедет. Натура активная, она не будет сидеть сложа руки. А ей есть к кому сходить, кого предупредить, с кем столковаться.