Приключения-91
Шрифт:
— Моя вина, моя вина... — сокрушенно забормотал сникший Иван Савельевич.
— А! — махнул я рукой. — Моя — твоя, ваша — наша... Разве в этом суть? Нас как пацанов в лапти обули. Стыдоба...
Я едва не вбежал в гостиную.
— Э-эй, Серега, поосторожней! Ходи слева...
Это эксперт-криминалист Кир Кирыч, или Кирилл Кириллович по фамилии Саленко, мой приятель.
— Привет, Кир... — не глядя на него, на ходу бросаю я, забираю влево и прохожу вдоль стены к дивану, где лежит, закрыв глаза, Тина Павловна. Рядом, у ее изголовья, сидит врач опергруппы, недавний выпускник мединститута, худой и длинноносый Савельев в темных очках. Он спит, откинувшись на спинку кресла и чуть приоткрыв рот. Я не могу удержаться и сильно щелкаю пальцами у самого уха врача.
— А! Что? — вскидывается Савельев, пытаясь выбраться из удушающе-мягких объятий глубокого арабского кресла.
Я помогаю ему встать. Савельев наконец приходит в себя, привычным жестом поправляет очки и изрекает:
— Придурок...
— А меня зовут Сергей, — церемонно жму ему руку. — Рад был познакомиться.
— Иди ты...
— Не могу — служба. Ладно, будет... — суровею я. — Рассказывай, Миша, — отвожу в сторону.
Он еще злится на меня, но мой серьезный вид не располагает к конфронтации.
Итак, теперь я могу соединить сведения Ивана Савельевича и врача в некое единое целое, насколько это возможно. На Кир Кирыча надежда слабая.
К Тине Павловне они заявились сразу после полуночи. Их было трое или четверо, она не может вспомнить, что и немудрено. Дверные замки открыли или дубликатами ключей, или превосходной отмычкой, цепочка перекушена кусачками. Тину Павловну до поры до времени оставили в покое, только закрыли в ванной и приказали молчать, если дорога жизнь, пригрозив пистолетом. Что уж они там искали, одному аллаху ведомо, но все комнаты выглядели так, будто по ним прошелся ураган. Особенно тщательно рылись они в кабинете Лукашова, где взломали вмонтированный в стену сейф, который теперь пуст.
После шмона они принялись за Тину Павловну. Ее привязали телефонным шнуром к дивану, разорвали ночную рубаху и включили в электросеть утюг. Можно только предполагать, что они собирались с ней сделать, но тут, по ее словам, как передал мне Иван Савельевич, в гостиную вбежал еще один из них и крикнул: «Смываемся! Минуты через три они будут здесь». А затем он что-то прошептал главарю, и тот, не мешкая ни секунды, указал всем на выход.
А случилось так, что непрошеных ночных «гостей» заметили соседи из квартиры напротив, подсмотрев в глазок, как они управлялись с дверными замками. У соседей телефона не было, поэтому, подождав с полчаса для перестраховки, они поднялись этажом выше к приятелю и позвонили дежурному по горУВД. Выслушав рассказ немолодых людей, сообразительный дежурный тут же решил направить на место происшествия не патрульную машину, а спецгруппу захвата. Это заняло немного больше времени, но было вполне оправданно: у патрульных выучка не та, ребята там собраны по принципу — с миру по нитке, а оперативники — «волкодавы» и вооружены соответственно, и натасканы весьма прилично.
И все же они опоздали, хотя счет шел на минуты. Почему? Кто-то предупредил? Но кто?
Оставив все еще обиженного на меня Савельева у двери, я поспешил к дивану — Тина Павловна открыла глаза и зашевелилась.
— Сережа... — тихо прошептала она, заливаясь слезами.
— Ну будет, будет... — как только мог, нежно заворковал я, поглаживая ее руки. — Все о’кэй.
— Это ужасно... Это ужасно... Эти люди...
— Тина, успокойтесь, мы их найдем, — чересчур бодро пообещал я. — Как они выглядели?
— Бр-р... — вздрогнула Типа Павловна, непроизвольно сжав мою руку. Они были в масках. Я... я не помню...
В «Дубке» убийца был в маске, здесь — то же самое... Не из одной ли компании? Не знаю, не знаю... «Почерк» схож: продуманность, наглость, безбоязненность и, наконец, оперативность действия. Что они искали? Нашли или нет? Из вещей ничего не пропало, забрали только деньги, около тысячи рублей остались от похорон. А взять будь это простые грабители, было что: импортная видеоаппаратура, норковая шуба, редкий фарфор соответствующей цены, золотые украшения в шкатулке на немалую сумму, серьги с бриллиантами в ушах хозяйки... Не успели? Ну уж, времени у них было вдоволь. А вот деньги прикарманили... Вопреки приказу? Деньги не пахнут... Кто отдал приказ? И что, что хотели они от вдовы Лукашова?!
— Тина, эти типы вас о чем-либо спрашивали?
— Нет, — ответила она, не задумываясь.
Ее глаза смотрели на меня с такой кротостью, что я на этот раз ей поверил. Не спрашивали... Это значит, что о существовании тщательно замаскированного сейфа-тайника, который был прикрыт массивным книжным шкафом, им было известно давно. Тогда выходит, что они ничего не нашли? И хотели «поспрашивать» Тину Павловну на свой манер, но им помешали...
— Сергей Петрович! — вывел меня из задумчивости голос Ивана Савельевича. — Ходь сюды...
— Я сейчас, — мягко отстранил я руку Тины Павловны и подошел к следователю.
— Оцэ я тут кой-кого поспрашував... — зашептал он мне на ухо. Суседей... Так они видели, шо эти уехали на «Ладе» новой модели.
«Лада»! Уж не та ли, которую я видел, когда возвращался от Тины Павловны? А если так, значит... Значит, они вели за домом наблюдение! И мое посещение вдовы Лукашова не осталось незамеченным. Вот почему они проникли в квартиру почти сразу после моего ухода — боялись, что опоздают...
— Чи ты заснув? — теребил меня за рукав Иван Савельевич. — Ото я и кажу, можэ, воны и дачу... того...
Дача! Какой я осел! А ведь все так просто...
— Иван Савельевпч! Ты тут сам... крутись, а я помчал.
— Куды? — вытаращился на меня следователь.
— На... На кудыкины горки... — едва не сорвался я, чтобы ответить совершенно народной мудростью, — вовремя вспомнил о присутствии Тины Павловны.
— Проснись! Да проснись, чтоб тебя! — едва растолкал я сержанта-водителя, который сладко посапывал на разложенном сиденье. Поехали, ну! Жми на всю железку...
КИЛЛЕР
Если и есть земной рай, то я изведал его за эти две недели здесь, в этом прокаленном насквозь бешеным южным солнцем аду. До меня Ольга не знала мужчин. Каким неизъяснимым блаженством полнилось все мое естество, когда я сжимал ее в объятиях! Она что-то робко лепетала, а я целовал ее, целовал...
Во мне что-то сломалось, какой-то очень важный стержень, на который была нанизана вся моя сущность. Почему я такой? Неужто мне на роду написано быть убийцей, человеческим отбросом, способным из-за денег на все? Неужели я настолько пропащий, что мне уже не узнать никогда простого человеческого счастья быть любимым и любить, стать мужем и отцом?