Приключения Бена Ганна
Шрифт:
Меньше всего на свете мне хотелось очутиться на острове Кидда – и не только потому, что нам в этих широтах грозила встреча с буканьерами. Вот уже отчетливо видно береговую линию; и когда я убедился, что судно идет прямо в Южную бухту, у меня сердце сжалось.
– О чем думает капитан? – спросил я Оксли. – Ведь это излюбленное убежище буканьеров!
Штурман услышал мои слова и подозрительно поглядел на меня.
– А ты откуда знаешь? – осведомился он.
– Я бывал тут раньше, – признался я. – Несколько лет назад мы попали здесь в такую переделку,
К этому времени я уже научился не лазить за словом в карман, и у меня всегда была наготове какая-нибудь история.
– Пираты не пираты, а придется нам войти в бухту, – сказал штурман. – Вода кончается, без нее наш груз пропадет. На всякий случай усилить наблюдение!
Он ушел на корму, а я тут же поведал Оксли о сокровище. Можете себе представить, какое впечатление произвел на него мой рассказ! До сих пор я никому ни словом не обмолвился о том, что был на корабле Флинта, но тут положился на Оксли – и свалял дурака, потому что не прошло и часа, как он разболтал новость всей команде. Придя с вахты, я увидел алчно горящие глаза и услышал рассуждения о том, что на острове, пожалуй, можно найти кое-что поценнее пресной воды.
– Бен, сходил бы ты к капитану да повторил ему то, что мне рассказал,
– заявил Оксли. – Может, он задержится и позволит нам поискать. Ведь если мы и впрямь найдем клад Флинта, все богачами станем.
Однако капитан принадлежал к числу людей, считающих, что лучше синица в руке, чем журавль в небе (под синицей подразумевалось двести свиней в трюме). К тому же мне пришлось сознаться, что я совершенно не представляю себе, где зарыт клад.
– Наберем воды и пойдем дальше, – решительно объявил он и велел мне возвращаться на мой пост.
Решение капитана чуть не привело к бунту. Моряки заявили, что коли вдруг выпал редчайший случай стать богачами из богачей, они не собираются упускать его из-за каких-то непоеных свиней. Выбрали депутацию, штурман поддержал их, и капитану ничего иного не оставалось, как уступить. Постановили, что небольшой отряд высадится на берег и попытается разыскать золото.
Совестно сказать, Джим, но мне не меньше других хотелось попытать счастья. Вот до чего доводит людей преклонение перед золотом! Исключая капитана, не было человека на бриге, который не считал бы, что сокровище уже в наших руках, остается только пустить его в оборот и зажить в роскоши и неге.
Мы бросили якорь почти на том самом месте, где Андерсон тащил на борт раненого Флинта. Минуло четыре с лишним года, как я видел эти берега, и, к стыду своему, должен сказать, что я меньше всего думал о бедняге Нике, – а ведь если бы не он, белеть бы моим костям на этом острове... Все мои благие намерения как ветром сдуло, в душе я снова был самый обыкновенный морской разбойник, готовый пристукнуть всякого, кто встанет между мной и золотом.
Когда мы спускали шлюпку, подошел капитан; я заметил, что его губы скривились в усмешке.
– Бен Ганн, – небрежно обратился он ко мне, – чем объяснить твою осведомленность о делах Флинта и его золотишке?
Я ждал этого вопроса и заранее приготовил ответ.
– Я был захвачен в плен пиратами как раз незадолго перед тем, как они спрятали здесь сокровище, – сказал я. – Пираты напали на наш корабль и потопили его недалеко отсюда. Это было после налета буканьеров на Санталену.
– О! – воскликнул капитан все с той же усмешкой. – Выходит, нам просто повезло, что ты оказался с нами?
И он ушел, напевая себе под нос, а мы, во главе со штурманом, попрыгали в шлюпку и навалились на весла так, словно сам черт гнался за нами.
До свиней ли тут! День за днем, вооруженные кирками и заступами, бродили мы под немилосердно палящим солнцем по злосчастному острову, роясь в земле, точно навозные жуки. А нашли только скелет одного из французов; я узнал его по распятию на шее, на которое обратил внимание в тот далекий вечер, когда мы сидели вшестером у костра на берегу Северной бухты.
Мы изрыли всю землю вокруг скелета, но, кроме распятия, так ничего и не обнаружили, да и то чуть не передрались из-за него.
На двенадцатый день, так и не найдя никаких признаков клада, мы побрели обратно в Южную бухту. Настроение у всех было прескверное. Неподалеку от шлюпки на берегу стоял капитан, все с той же язвительной улыбкой на губах.
– Ну как?.. – протянул он, когда мы вышли из леса с кирками и лопатами на плечах. – Хватит на «Ласточке» места сложить ваши драгоценные находки?
– Ни гроша нет! – воскликнул штурман и выругался. – И мы так думаем: Бен Ганн все это сочинил, чтоб ему гореть в вечном огне!
– Что вы говорите, – отозвался капитан, – весьма прискорбно, потому что места в трюмах довольно – без воды все свиньи околели!
Штурман первым поспешил признать свой промах и покаяться. Сразу после него слово взял мой приятель Оксли:
– Это Бен нас подбил, а мы, дурни, развесили уши!
– Вот именно, – подхватил капитан уже более резким голосом. – Дурни! По справедливости, так заковать бы вас в кандалы, всю шайку, и отдать под суд в Филадельфии как бунтовщиков. Но без вас я не доведу судна до места, а потому я вас прощаю – при условии, что вы тотчас принимаетесь за дело и с приливом мы выходим в море! Живо наполняйте бочки и готовьтесь поднимать якоря, пока я не передумал и не всадил кому-нибудь пулю в лоб!
Честное слово, мы трудились так, что угодили бы самому придирчивому капитану. Через три часа все бочки были наполнены водой. Матросы заняли места в шлюпке, оставалось столкнуть ее и проститься с островом.
Капитан спокойно сидел на планшире, но едва я вошел в воду и взялся за борт шлюпки, как он поднял руку.
– Нет-нет, Бен, – сказал он. – На тебя мой приказ не распространяется, ты заслужил особую милость. Можешь остаться здесь и искать дальше, а отыщешь – помни: через пять лет я снова зайду сюда и стребую свою долю в возмещение за свиней, которые сдохли по твоей вине!