Приключения блудного барона.
Шрифт:
И, как ни жаль, в доводах их был весомый резон. Всем собравшимся в лагере под стенами завода людям и нелюдям, здесь было не место.
Без малого тысяча егерей, работающих на компанию, наконец-то собранная здесь, вся в одном месте, под стенами этого завода во временном лагере, включая всех, вылечившихся к этому времени и покинувших госпиталь в горах, и вернувшихся из отпусков по домам ветеранов первого зимнего похода в Приморье. И теперь гордо козырявших перед новичками своей исключительностью.
Плюс, последние полторы сотни кандидатов в охранники обоза, завербованных Корнеем, ещё до своего отъезда в низовья. Что называется, не нюхавших ещё пороху, но,
Плюс к этому, две сотни амазонок, под управлением Илоны Бережной. Наконец-то выгнанные Сидором из так полюбившейся им Райской Долины на настоящую работу, а не на её имитацию в Долине, пышно именовавшуюся ранее, как развёрнутый процесс дообучения малоприспособленных к войне в лесах молоденьких амазонок из бывших курсантов военных училищ. Тоже не отстающие от молодых егерей в попытках поднабраться боевого опыта в стычках на озёрах с подгорными ящерами.
Плюс к этому непонятно откуда появившиеся в лагере две полные сотни взрослых имперских ящеров со вспомогательным отрядом обеспечения в три сотни прежних мальков-ящеров, под командованием Вана, нынешнего фактического хозяина лагеря, железной рукой поддерживающих покой и порядок среди этих вооружённых до зубов и плохо управляемых анархистов.
И, наконец — последнее приобретение этого сумасшедшего лагеря — полторы сотни уже откровенных анархистов из банды бывших амазонок города. Недовольные царившими в городе порядками, точнее — пренебрежительным отношением к себе, и низкой оплатой труда, они тем не менее, попав в лагерь, не спешили повесить себе на шею очередной хомут, и отказались присягать и подчиняться кому либо. Ни сотник Илона Бережная, ни хозяйничающая ныне в южной части озёр Кара, ни кто-либо ещё их не устраивали.
Заявив, что никого не желают видеть над собой, кроме Галки Буян, жены егерского сотника, и узнав, что на ближайший год та по естественным причинам выбыла из строя и занята насущными делами по обустройству семейного гнёздышка на Ягодном, они теперь вообще не желали никому подчиняться.
Впрочем, этих довольно быстро привели во вразумление. Никто с ними особо не церемонился. И как только стало понятно, что из своей среды они сами никого себе в командиры не выберут, в одно, совсем не ласковое туманное утро, по приказу Вана, отдельно разбитый в стороне ото всех временный палаточный лагерь амазонок-анархисток был окружён несколькими сотнями егерей и имперских ящеров. Нежившиеся на еловых подстилках девчонки, зачастую по такому раннему утреннему времени далеко не одни, были безжалостно выкинуты наружу, вместе с подселившимися квартирантами. Потом выстроены на строевом плацу, за пределами основного лагеря, и поставлены перед выбором. Либо переходят под начало Илоны Бережной и вместе с ней занимаются зачисткой ближайших озёр от внезапно расплодившихся там ящеров, либо переходят под начало Катарины из Шклова и немедленно убираются на работу в Приморье.
Та, как раз к этому времени опять прислала на завод Сидору очередную слёзную мольбу, теперь уже не с просьбой, а с требованием выделить ей хоть кого для работы в предгорьях среди горцев. В противном случае грозилась срывом всей осенней компании по закупке летней шерсти осенней стрижки.
Либо, если уж совсем нет ни малейшего желания кому-либо подчиняться, пусть наконец-то сами выберут себе командира. Но работа для таких гонористых девиц будет
Выбор был за ними. Но, в любом случае, больше они в лагере целыми днями не сидят и по кострам соседей не шляются. И не клянчат себе дармового пропитания!
Им было заявлено, что все прекрасно понимают, что они самая нищая и самая обездоленная часть населения лагеря, и готовы войти в их нелёгкое положение. Но это не значит, что можно и дальше сидеть сиднем и ничего не делать. Да не просто сидеть, а ещё и откровенно разлагаться, превратив свой лагерь в натуральный бордель. К тому же, кормить их нахаляву больше никто не будет.
Несогласным было тут же предложено убираться. Тем более что в устье Каменки таких как они, как раз ждала приёмная комиссия из Амазонии, готовая сразу же вывезти всех несогласных здесь работать на историческую родину.
Так что, когда до завода добрался, наконец-то вырвавшийся из города Сидор, лагерь носил уже вполне упорядоченные, цивилизованные черты. Все наконец-то были собраны в одном месте. Палатки временных жителей были строго выверены по квадратам и разбиты по группам, в соответствии с предпочтениями и пожеланиями каждого и его принадлежностью к какому-либо воинскому подразделению.
И, как завершающий аккорд, всё немалое уже пространство лагеря по внешней стороне обнесено было высоким мощным тыном из трёхметровых, заострённых на конце дубовых кольев, с идущей по внутренней стороне заплота широкой и удобной стрелковой площадкой.
В общем, всё было сделано по уму.
Если не считать того, что теперь под стенами железодельного завода собралось крайне беспокойное, вооружённых до зубов и откровенно не знающее чем заняться население в количестве около двух тысяч живых душ.
Одним словом дурдом! А учитывая "горячую любовь" Сидора к большим сборищам людей, числом более пары сотен, то дурдом во время пожара.
И первое же желание Сидора, как только он увидал этот безумно разросшийся за каких-то два последних месяца лагерь, было немедленно его ликвидировать. Слишком уж дорого обходилось их компании содержание в день одного вооружённого человека, чтоб он простаивал без какого-либо серьёзного дела.
А тут, даже по самым скромным прикидкам, таких, не занятых никаким серьёзным делом уже набралось под две тысячи душ.
Сумма, на которую в лагере за один день съедали одной только гречки, не говоря уж про любимую всеми перловку и полбу, и не считая остального прочего, его ещё в городе впечатлила, заставив спешно поторопиться с отъездом.
Поэтому его первый визит был в лагерь.
— А это ещё что за парад Победы, — была его самая первая фраза при первом посещении.
Глядя на то, что двигалось прямо на него, Сидор от неожиданности даже растерялся, не зная что сказать.
Из распахнутых настежь ворот лагеря под какой-то, развёрнутой в виде знамени непонятной, развевающейся на ветру разноцветной тряпкой, твёрдо печатая шаг, гордо маршировала мимо них куда-то за пределы лагеря небольшая, голов в двадцать, колонна понурых егерей, под командованием огромного, двухметрового ящера. Впереди колонны три каких-то молоденьких пацана, поддержанные неумелым, часто не попадавшим в такт одним барабанщиком, высвистывали на маленьких пастушьих дудках какую-то смутно знакомую Сидору незамысловатую бравурную маршевую песню. Однако лица куда-то бодро идущих егерей не производили впечатления радостных, несмотря на весёлую маршевую мелодию. Да и огромные "комиссарские" лопаты, закинутые на плечи, навевали…, всякие мысли.