Приключения Буратино в свете психоанализа

"Приключения Буратино" в свете психоанализа литературной символики или Алексей Толстой как зеркало сексуальной революции

Концептуальный пересмотр литературного наследия — дело столь же плодотворное и заманчивое, сколь рискованное и трудоемкое. Укоренившиеся догмы в восприятии культурного феномена препятствуют любым попытками переосмысления его содержания; заметнее всего это проявляется в отношении к художественной прозе, всегда являвшемся одним из наиболее трудно преодолеваемых стереотипов. В то же время, адекватная оценка этих произведений далеко не всегда бывает доступна современникам писателя, особенно в тех случаях, когда высказываемые им идеи опережают собственное время. В результате искаженное представление о замысле, фабуле, сути произведения довлеет над потомками, не позволяя им в должной мере оценить глубину книги и проникнуться истинной интенцией ее возникновения. Возложивший же на себя задачу ревизии критериев оценки ставшего классикой литературного наследия должен быть уверен в своих силах и обладать немалым гражданским мужеством, позволяющим преодолеть устоявшиеся в обществе стереотипы и отстоять собственную новаторскую точку зрения.

Но в первую очередь необходимо быть твердо убежденным в том, что искомая точка зрения имеет не меньше прав на существование, чем привычная, уходящая корнями в догматическое прошлое. Именно с инерцией прошлого, с устоявшейся трясиной стереотипов, с субъективным авторитетом прошедших лет приходится бороться каждому ретроспектору-аналитику, вдобавок, приобретающему в глазах общества репутацию осквернителя могил. Собственно суть опровергаемых догм отходит на второй план, ибо являясь бессознательным наследием, она способна оказывать сопротивление лишь под прикрытием аргументации суррогатного происхождения, выражающегося в ссылках на общеморальные императивы, эвфемизмы силы привычки. Надо ли говорить, что борьба эта начинается с самого себя.

Мне было ровно пять лет, когда я впервые ознакомился с чудесной сказкой Алексея Толстого "Приключения Буратино". Уже на первых страницах у меня мелькнула такая мысль: "А является ли случайностью, что первая встреча ребенка с этой книгой приходится, как правило, именно на период инфантильной сексуальности?" К сожалению, мелькнув, мысль эта затерялась в красочном мире сиеминутных образов любопытного ребенка, и всплыла повторно более чем два десятилетия спустя. К этому моменту герой сказки отождествлялся уже не только с участником эпизодов, созданными Алексеем Толстым, но и с персонажем бесчисленных анекдотов, идиом и спекуляций на тему великого произведения русского классика. Однако, разделив судьбу Чапаева, Винни Пуха, Чебурашки и Красной Шапочки, Буратино по праву занял первое место в списке главных действующих лиц жанра "Вторая Производная", вытянув на сцену харизматичностью своего образа персонажей второго плана — Мальвину, папу Карло, Карабаса Барабаса и многих других. Это не может не наводить на мысль, что автор "Буратино" изначально заложил в героя своего произведения гораздо больший смысловой потенциал, чем предполагали его современники — литературные критики и простой читательский люд, обманчивыми впечатлениями которых мы руководствуемся до сих пор. Наша задача — обнаружить доселе лишь интуитивно подразумеваемые смысловые пласты и сделать их доступными читателям, чтобы те смогли, наконец, полностью оценить это прекрасное и глубокомысленное произведение.

Сейчас уже трудно судить о мотивации возникновения первоисточника — итальянского "Пиноккио". Из нижеизложенного станет ясно, что для решения этой задачи от нас потребовалось бы безупречное владение языком оригинала и панорамное представление социально-культурной атмосферы Италии того времени. Оставим задачу определения генезиса этого произведения римским литераторам; повесть Алексея Толстого является достаточно автономной и самодостаточной, чтобы рассматривать ее не как авторский перевод, а как самостоятельный труд, в котором уникальным образом поднят и рассмотрен один из классических хрестоматийных сюжетов — сексуальное становление и самореализации героя, символизирующего один из базовых архетипов коллективного бессознательного. При этом, классифицируя произведение в ранг онтологико-философских и аналитико-психологических изысканий на фрейдистской подоплеке мы не должны забывать о том огромном новаторском элементе, который без преувеличения можно отнести в заслугу не просто Толстого-переводчика, но Толстого-писателя, Толстого-психолога, Толстого-философа и даже Толстого-пророка. Прозрачность литературных образов, раскрытых им в данном произведении, позволяет нам без малейших колебаний утверждать это.

Пришло время обратиться непосредственно к этому литературному артефакту. Наше переосмысление его феномена будет базироваться на рассмотрении знаковой атрибутики художественных черт главных героев книги, чтобы, исследуя их детерминанту в аспекте философско-психологической проблематики, разглядеть в них скрытый до сих пор предикат. С перечисления этих внешних штрихов мы и начнем наш анализ. Напомню вкратце картину произведения.

Старик Джузеппе, попытавшись выстругать из куска бревна некую полезную вещь, встречает трудности с доведением своей задумки до конца и передает полено своему приятелю Карло. Тот создает из полена деревянного длинноносого мальчика, которого хочет отдать учиться, дабы тот стал помощником Карло в его старости. Мальчик, попав в мир соблазнов, бросает учебу ради развлечений, попадает в истории, борется с врагами, обретает друзей, и в конце-концов, возвращается к своим "родителям", где и встречает хэппи-энд, который успевает заслужить последовательным воспитанием своей натуры. Частности и нюансы воплощения этой фабулы здесь не играют большого значения, ибо в аспекте той морали, которая, как многим кажется, выводится в конце книги, кот Базилио без потерь может быть заменен на кота Баюна, а лиса Алиса — на Бабу Ягу. Сам же Буратино оказывается совершенно инвариантен к замене на Иванушку-дурачка, как и Карабас Барабас — на Змея Горыныча.

А теперь я позволю себе задать вопрос — могла ли быть интересной кому бы то ни было подобная книга, если бы в изложении этого сюжета не участвовал мощнейший и очевидный элемент подтекста — иногда скрытый, а иногда откровенно до эпатажа выложенный на поверхность "ведущей" фабулы? Ведь никому не придет в голову, что "Приключения Буратино" обязаны своей популярности исключительно таланту писателя или той тривиальной морали, которая в сегодняшнем стереотипе отношения к книге считается безальтернативной. Наверняка в этом произведении есть еще какая-то мощная смысловая грань, настолько яркая, что один лишь отблеск ее существования придает книге столь громкое звучание и обеспечивает неувядаемую славу.

Это завуалированное содержание проглядывает в героях сказки только тогда, когда мы преодолеваем собственную зашоренность и начинаем открытыми глазами смотреть на книгу.

Здесь я позволю себе сделать небольшое методологическое отступление и напомнить читателю некоторые общеизвестные положения, на которые мне придется впоследствии опираться, а также изложить концепцию предстоящего экскурса.

В ракурсе психоанализа процесс развития личности раскладывается на несколько психологически определенных фаз, обычно достаточно устойчиво ассоциируемых с возрастом — настолько, что отклонения в ту или иную сторону называют патологиями. Каждая фаза определяются по организации либидо человека, его актуализации и сосредоточении на внешних и внутренних объектах. Соответственно, каждой фазе развития либидо соответствует своя эрогенная зона; классификация этих фаз, предпринятая еще в начале нашего века З. Фрейдом, выделила следующие пять этапов (в хронологическом порядке следования): орально-каннибалистический, анально-садистический, фаллический, латентный и генитальный.

Нет необходимости конспектировать здесь работы праотца психоанализа — желающие пополнить свои знания могут обратиться к его знаменитым работам: "Психология бессознательного", "Толкование сновидений", "Психоанализ, религия, культура". Мы же воспользуемся основными (проверенными временем) выводами, оперируя которыми в качестве инструментального средства, произведем кесарево сечение интересующему нас артефакту. И хотя ребенок давно просится на свет, называть переношенным его не рискнет никто, едва только наша операция подойдет к концу. Перечислим основные черты этих фаз.

Согласно психоаналитической дифференциации стадий развития, либидо начинает свое становление с орально-каннибалистической фазы. Соответствующая этой фазе эрогенная зона — слизистая оболочка полости рта. Сексуальная цель — сосание. Направленность либидо — аутоэротическая. Характерно проявления стремления к обладанию в инкорпорации, т.е. — поглощение предметов своего вожделения.

Анально-садистическая фаза характеризуется агрессией, деструктивностью, негативизмом и обусловленным внешними причинами гневом. Подобные черты в поведении человека в последующей жизни являются типичными проявлениями этой фазы развития либидо и пережитков этой фазы. Также характерно проявление инстинкта смерти, Танатоса. Для этой фазы свойственно стремление подчиниться, парадоксально сочетающееся со стремлением повелевать (почтение к авторитетам, склонность к занятию положения тоталитарного лидера).

Третья по счету — фаллическая фаза. В центре ее — фаллос (или его отсутствие). Открытие пениса, обладание им расценивается как самодостаточная ценность, как качественный знак отличия. Этой фазе характерны проявления гомосексуальных тенденций, а также бессознательной враждебности к противоположному полу. Весьма симптоматично агрессивное отношение к аналитику. В ней концентрируется энергия либидо и связанная с ней агрессивность. На фоне обостряемого интереса к строению гениталий происходит открытие анатомической дифференциации полов. После подавления либидозных импульсов либидо переходит в следующую, латентную, фазу.