Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко

Линдгрен Астрид

– Много лошадей подковал я на своём веку, – сказал он, – но такой ещё не встречал.

Может, ты не знаешь, кто такой кузнец? Это человек, который подковывает лошадей, потому что лошадям, как и тебе, нужны ботинки, не то они повредят себе копыта, начнут спотыкаться и хромать. Но у них, конечно, не такие ботинки, как у тебя, а особым образом изогнутые железки, которые кузнец прибивает им прямо к копытам. Эти гнутые железки называются подковами. Вспомни, может, ты когда-нибудь и видал подкову?

Но каурая лошадка явно решила, что подковы ей ни к чему.

Пока никто не касался её задней ноги, она стояла тихо и смирно, но как только кузнец подходил к ней и дотрагивался до неё, она снова начинала лягаться. И хотя её старались удержать с полдюжины крепких ребят, она мгновенно освобождала ногу, а все в страхе разлетались в разные стороны. Торговец, купивший эту лошадь, злился всё больше и больше.

– Сейчас сам сделаю! – крикнул он в гневе и схватил её своими огромными ручищами за заднюю ногу, но она так брыкнулась, что он тут же очутился в лохани с дождевой водой.

– Вот так и будет, – сказал один из парней. – Поверьте, эту лошадь подковать не удастся. У нас в Туне уже раз двадцать пробовали, но ничего не получилось.

Тут торговец понял, что его надули, и разозлился пуще прежнего.

– Пусть эту лошадь берёт кто хочет! – закричал он. – Глаза б мои на неё не глядели!

И кто же тут объявился? Ну конечно, Эмиль.

– Я могу её взять, – сказал он.

Торговец только расхохотался в ответ:

– Ты, карапуз?

Он ведь и не думал отдавать лошадь, а сказал это так, в сердцах, но раз столько народу слышало его слова, ему теперь надо было достойно выйти из положения. Поэтому он заявил:

– Что ж, получишь лошадь, если будешь её держать, пока мы её подкуём.

И все расхохотались над этой шуткой – ведь они сами пробовали её удержать и убедились, что эту лошадь подковать невозможно.

Но не думай, что Эмиль был дурачком. Он ведь очень много знал про лошадей, и, когда каурая лошадка ржала и брыкалась, едва к ней прикасались, Эмиль подумал: «Она ведёт себя точь-в-точь как Лина, когда ей щекотно».

Так оно и было, но никто, кроме Эмиля, этого не понял. Лошадь эта просто не выносила щекотки. Поэтому стоило до неё дотронуться, как она брыкалась и ржала. Ведь и Лина прыгала и хохотала до упаду, едва к ней прикасались… Ну, сам знаешь, что значит бояться щекотки!

Эмиль смело подошёл к лошади и обхватил её морду своими маленькими, но сильными руками.

– Послушай-ка, – сказал он, – я хочу тебя подковать, а ты не брыкайся. Обещаю тебе, что не будет щекотно.

И знаешь, что Эмиль сделал? Он ловким движением взял лошадь за копыто и приподнял её заднюю ногу. А лошадь стояла как ни в чём не бывало, только голову повернула, словно хотела поглядеть, что это он собрался делать с её ногой.

Я тебе объясню, в чём тут штука: копыто у лошади так же нечувствительно к щекотке, как у тебя, скажем, ногти, а потому, сам понимаешь, брыкаться и ржать ей было незачем.

– Будь добр, – сказал Эмиль, обращаясь к кузнецу, – подкуй её, я держу.

Все так и ахнули. А Эмиль, словно не замечая всеобщего восхищения, помог кузнецу подковать все четыре ноги.

Когда с этим было покончено, торговец помрачнел. Он помнил, что обещал, но не собирался выполнять своего обещания. Он достал бумажник, вынул из него бумажку в пять крон и протянул её Эмилю.

– Этого хватит? – спросил он.

Но тут стоящие вокруг крестьяне возмутились, они считали, что от своего слова нельзя отказываться.

– Так ты не отделаешься, и не надейся! – кричали они. – Отдай мальчишке лошадь, ты же обещал!

Торговец решил, что лучше уступить. Он был богат, все это знали, и не сдержать своего слова на глазах у людей ему было стыдно.

– Ладно, не обеднею я из-за этих трёхсот крон, – сказал он и махнул рукой. – Бери эту злосчастную лошадь, и чтоб духа твоего тут не было!

Представляешь, как обрадовался Эмиль! Он вскочил на свою лошадь и выехал за ворота с важным видом, будто генерал. Все его поздравляли, а кузнец сказал:

– Вот какие дела случаются на ярмарке в Виммербю!

Эмиль скакал верхом, сияя от счастья и гордости, и люди расступались, а на Большой улице, где было больше всего народу, он встретил Альфреда.

Альфред, увидев Эмиля, застыл на месте, он глазам своим не поверил.

– Что это?! – воскликнул он. – Чья эта лошадь?

– Моя, – скромно сказал Эмиль. – Её зовут Лукас, и она так же боится щекотки, как Лина.

Тут к Альфреду подбежала Лина и схватила его за руку.

– Нам надо ехать, – сказала она. – Хозяин уже запрягает.

Да, веселью настал конец, всем обитателям хутора Катхульт пора было возвращаться домой. Но Эмиль обязательно хотел показать Готтфриду свою лошадь.

– Скажи папе, что я вернусь через пять минут! – крикнул он и повернул лошадь. Громко цокая копытами, она поскакала в сторону бургомистерского сада.

Октябрьская темень окутала дом и сад бургомистра, но все окна были ярко освещены, и оттуда доносились смех и голоса. Праздник был в полном разгаре.

Готтфрид играл в саду. Званые вечера он не любил – куда интереснее ходить на ходулях. Но, когда он увидел Эмиля верхом на лошади, он опять упал в сиреневый куст.

– Чья это лошадь? – спросил он, тут же высунув голову из куста.

– Моя, – ответил Эмиль. – Это моя лошадь.

Сперва Готтфрид никак не мог в это поверить, но, когда в конце концов понял, что это правда, он прямо обезумел. Разве он не просил у папы лошади? Ведь каждый день с утра до вечера просил, и всякий раз папа ему отвечал: «Ты ещё слишком мал. Ни у одного мальчика твоего возраста нет своей лошади!»