Приключения Эмиля из Леннеберги
Шрифт:
— Наша прекрасная супница! — все твердила Лина. — В чем же я теперь буду подавать суп?
И действительно, раз в супнице застряла голова Эмиля, суп в нее уже не нальешь. Лина это сразу сообразила. Но мама тревожилась не столько за прекрасную супницу, сколько за голову Эмиля.
— Дорогой Антон, — обратилась мама к папе, — как бы нам половчее вынуть оттуда мальчика? Не разбить ли супницу?
— Этого еще не хватало! — воскликнул папа Эмиля. — Я же отдал за нее четыре кроны!
— А ну-ка, я попробую, — сказал Альфред. Парень он был сильный
— Поставь меня на место! — вопил он. — Слышишь, что тебе говорят! — И Альфреду ничего другого не оставалось, как послушаться.
Все в растерянности обступили Эмиля и не знали, что делать.
Какое печальное зрелище! Посреди кухни стоит мальчик с супницей вместо головы, а вокруг него — папа, мама, сестренка Ида, Альфред и Лина, и никто не знает, как быть.
— Глядите, он плачет! — воскликнула Ида и указала на две большие капли, стекавшие по шее Эмиля.
— И не думаю! — послышался из супницы глухой голос. — Это бульон!
Понимаешь теперь, что за характер был у этого мальчика? Он и в супнице старался держаться, как всегда, независимо, хотя, поверь, ему было не так уж весело. Ты вот только представь самого себя с супницей на голове, которую никак нельзя снять. Теперь тебе ясно? Бедный, бедный Эмиль! Сможет ли он еще когда-нибудь сдвинуть на макушку свой кепарик?
И мама снова предложила расколоть супницу — так ей было жалко своего сына.
— Ни за что на свете! — буркнул папа. — Своими руками расколоть предмет стоимостью в четыре кроны! Нет, я еще с ума не сошел!.. Давайте-ка лучше поедем к доктору в Марианнелунд. На то он и доктор, чтобы помочь ребенку. Визит будет стоить три кроны, так что одну крону мы все же выгадаем.
Мама решила, что предложение это стоящее. Ведь не каждый день удается заработать целую крону. Сколько прекрасных вещей можно будет на нее купить! Например, гостинец маленькой Иде, которая останется дома, когда они поедут в Марианнелунд.
И вот все жители Катхульта засуетились. Надо было переодеть Эмиля в воскресный костюм, надо было отмыть ему руки, да, честно говоря, и уши. Мама попыталась просунуть палец под супницу, чтобы добраться до Эмилевых ушей, но ее палец тоже застрял в супнице.
Тут папа не на шутку рассердился, хотя обычно мало что могло вывести его из себя.
— Я никому не позволю больше застревать в супнице! — грозно заявил он. — А то мне придется везти в город на прием к врачу весь Катхульт.
Мама послушалась и с трудом вытащила палец из супницы.
— Тебе повезло, сынок, — сказала она, переводя дыхание. — Уши мыть не придется.
И подула на покрасневший палец. Из супницы донесся вздох облегчения.
— Ура! Спасибо тебе, супница. Ты меня выручила!
А тем временем Альфред запряг лошадь и подогнал бричку к крыльцу.
Первым вышел Эмиль. В новом костюме в полоску, в блестящих черных башмаках, с прекрасной супницей на голове он выглядел таким нарядным, что душа радовалась. Да, это была поистине прекрасная супница! Вся в ярких цветах, она походила на самую модную шляпу. Удивительно было одно — почему Эмиль надвинул ее так низко, что даже лица его не видно? Впрочем, может, такая теперь мода.
Вскоре бричка тронулась.
— Присматривайте за Идой! — крикнула мама на прощание.
Она сидела рядом с папой на переднем сиденье. А все заднее сиденье занимал Эмиль с супницей вместо головы. Его старый синенький кепарик лежал рядом на подушке. Не ехать же ему домой без головного убора!
Вот какой он, Эмиль, обо всем подумает!
— Что приготовить на ужин? — крикнула им вдогонку Лина.
— Что хочешь, — ответила мама. — Сама сообрази, у меня голова занята другим!..
— Сварю-ка я мясную лапшу, — решила Лина.
Но в этот миг фаянсовый шар в ярких цветах качнулся над удаляющейся бричкой, и Лина с ужасом вспомнила, что супницы больше нет. Она озабоченно повернулась к маленькой Иде и Альфреду и проговорила упавшим голосом:
— Придется сегодня поужинать свининой с хлебом.
Эмиль уже несколько раз бывал в Марианнелунде. Он очень любил ехать в бричке и, мерно покачиваясь, глядеть на хутора вдоль дороги, на играющих в усадьбах ребятишек, на собак, хрипло лающих вслед, на лошадей и коров, мирно жующих траву… Но сегодня все было по-другому. Он сидел в полной темноте и не видел решительно ничего, кроме носков своих новых башмаков, да и то еще надо было изловчиться и до боли скосить глаза. Поэтому он все время спрашивал папу: "Где мы едем?.. А сейчас что проехали?.. Блинный хутор?.. А Поросячий уже виден?.."
Пусть тебя не удивляют эти названия. Эмиль дал прозвища всем хуторам. Блинным он назвал хутор потому, что однажды увидел за его оградой двух малышей, уплетавших блины, а Поросячим — другой хутор в честь очень смешного поросеночка, который как-то раз, когда они ехали мимо, потешно чесал бок о здоровенный камень.
А теперь, с дурацкой супницей на голове, он не видел решительно ничего: ни малышей, ни поросенка… Что же ему оставалось делать, как не тормошить папу: "А теперь мы где?.. А что ты видишь?.. А далеко еще до Марианнелунда?.."
В приемной доктора, когда они вошли, было полным-полно пациентов. Все ожидавшие с сочувствием посмотрели на мальчика с супницей вместо головы.
Они понимали, что произошла беда. Лишь один злой старикашка принялся хохотать и хохотал без устали, будто так уж смешно угодить головой в супницу и застрять в ней.
— Ох-ох-ох! Ах-ах-ах! — не унимался старикашка. — У тебя что, уши мерзнут?
— Нет, — ответил Эмиль. — Сейчас нет.
— Так на кой же ты нахлобучил этот горшок?
— Чтобы уши не мерзли, — нашелся Эмиль. Он хоть еще и маленький, а за словом в карман не лез.