Приключения инженераРоман
Шрифт:
Как тут было отказаться?
А во-вторых, когда заваливалось какое-нибудь дело, мне казалось, что уж я-то с ним справлюсь. И, в общем, справлялся. Правда, справлялся я не так, как это хотелось тому, кто мне это дело, вздохнув, перепоручал, а по-своему, за что и получал нагоняй. И поэтому замечаний, нагоняев и выговоров у меня всегда было предостаточно.
Когда я еще учился в спецшколе ВВС, то был еще и редактором батальонной газеты, которая целый год выходила три раза в неделю. Вся редакция состояла из меня одного, но пахал на газету весь батальон. А шефом над газетой и надо мной был замполит майор Иван Степанович Калинин, старый партийный зубр.
Иван Степанович
Уже позже, вспоминая Ивана Степановича, я думал, что если бы нашу Коммунистическую партию тоже кто-нибудь регулярно драл, то мы бы, может быть, и не докатились до нынешнего позорища.
Откровенно говоря, никаких крупных общественных постов мне никогда не доверяли. Иногда я по чьей-нибудь ошибке залетал в какое-нибудь бюро — комсомольское или партийное. Но очень быстро выяснялось, что именно здесь я являюсь помехой в отлаженном механизме, поэтому ошибку старались больше не повторять. И уже в Летно-Исследовательском институте, в котором я как-то организовал кружок по философии естествознания, Вера Михайловна М., наша агитпропша, сказала горкомовской комиссии, проверявшей состояние политучебы:
— Что там Ацюковский будет говорить, я не знаю, но скучно не будет!
Скучно не было, но от руководства кружком меня все же отстранили.
Мое отношение к партийной работе изменилось кардинально после того, как Генеральным секретарем КПСС стал М.С. Горбачев. И я, и мои товарищи поняли, куда он нас ведет.
Еще до разгона КПСС, проанализировав его линию, мне удалось сначала на партгруппе лаборатории, потом в отделении, потом в институте, а затем и в Горкоме добиться принятия решения о том, что Горбачев проводит предательскую линию относительно КПСС и всей страны. И это решение было принято в нашем Жуковском горкоме, хотя Горбачев был к тому времени не только Генсеком, но и Президентом. Надо сказать, что не мы одни оказались такими прозорливцами, но и многие другие коммунисты. Делу это, правда, уже не помогло. Партия к этому времени уже была не та, что при Ленине и Сталине. И когда выступил ГКЧП — в августе 1991 года и некоторые мои товарищи рвались на помощь армии, которая вышла на улицы Москвы без боезапаса, без связи с командованием и без каких бы то ни было указаний, что ей надо делать, я им сказал:
— Идите-ка, ребятки, по домам! Мы проиграли. Партию разгонят в ближайшие дни.
И, увы! Я не ошибся.
Тогда же встал вопрос — что делать, хотя кто виноват — было понятно. И стало ясно, что настала наша очередь, рядовых активистов. Потому что, если не мы, то кто? И если не сейчас, то когда?
Но что делать, за что браться, на кого можно рассчитывать? На армию? Но она является исполнительной структурой, что ей скажут руководители страны, то она и будет делать. На КГБ? Но это тоже исполнительная структура. На самих руководителей страны? Но именно они допустили весь этот бедлам. И получается, что нужна организация, объединенная общей идеологией и единой целью, то есть, нужна партия.
Однако какая нужна партия, какая у нее должна быть идеология и какие она должна ставить цели?
Если это будет буржуазная партия, то она будет растаскивать страну и народное добро. Она разделит население на бедных и богатых. Она сдаст страну международному капиталу. СССР не станет, да и Россия не удержится.
Если это будет социал-демократическая партия, то она попытается в условиях капитализма что-то выгрызть для народа. Это вечная борьба за кусок хлеба, за подачку с барского стола. Это попытка совместить несовместимое — рыночную экономику и благосостояние народа. Да еще в условиях, когда весь мировой рынок уже давно захвачен западными странами. Это пустая затея.
Значит, это должна быть коммунистическая партия, объединенная единой целью — сначала восстановления социализма и укрепления страны, а затем построения коммунизма, и только такая идеология способна сплотить народ. Тем более наш народ, который давно привык ценить коллективистские начала. Тем более в нашей стране, которой много веков пришлось бороться за выживание.
Но ведь у нас уже был социализм, и мы его просвистали. Значит, где-то были допущены принципиальные ошибки. Ведь не только же из-за предательства верхушки мы оказались у разбитого корыта, должны быть более фундаментальные причины, деградировать-то мы начали практически сразу после смерти Сталина! И коммунистическая партия у нас была, но почему-то она не побежала защищать социализм. Почему?
Значит, простого восстановления партии недостаточно. Нужна еще и теория, которая вскрыла бы причины нашего поражения, чтобы не было повторения в будущем такой ситуации. Значит, нужно решать две задачи: первую — воссоздание партии как инструмента восстановления страны и социализма; и вторую — вскрытие ошибок и разработку теории развития общества на этапе перехода от социализма к коммунизму в условиях внешнего капиталистического окружения. И все это надо делать сейчас.
Вот к каким выводам я пришел в результате размышлений в те невеселые дни, и вот почему я стал партийным активистом тогда, когда партии уже не было и все надо было начинать сначала.
А потом я разыскал Валентину Дмитриевну В., бывшего третьего секретаря Горкома, и мы организовали политклуб и начали восстанавливать партийную городскую организацию. И выяснилось, что в городе есть люди, которые с той же целью ищут друг друга, а в самом крупном институте города партийная группа не распустилась, хотя многие члены партии и вышли из нее. А теперь у нас в городе 12 первичных организаций и есть новый горком КПРФ, люди все вроде меня, которые раньше партийной работой почти не занимались. У нас дружный и энергичный коллектив, деловой секретарь, и около трехсот членов партии, т. е. порядка 5 процентов от прежнего состава, как и во всей стране. Но партия набирает силу. В ней появляется молодежь, есть свои газеты и много чего еще. И у всех нас, коммунистов, нет сомнения в том, что победа будет за нами.
2. 1991 год: зачем нужна стрельба?
Большинство людей считает, что революция или контрреволюция обязательно сопровождаются стрельбой и многочисленными жертвами. Это неверно.
Ни революция, ни контрреволюция вообще не являются вооруженными действиями. Они являются сменой общественно-экономических формаций. Если устаревшая формация заменяется на прогрессивную, то это революция, а если наоборот, то — контрреволюция. А стрельба тут ни при чем.