Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков
Шрифт:
Губы графини дрогнули и на глазах выступили крупные слезы.
— Он кончил печально? — спросил Фрейберг.
— Его убили наповал, — ответила графиня. — Через час после смерти мне было доставлено письмо, найденное в его кармане и адресованное мне. В нем, предчувствуя свою смерть, он умолял простить его, называл меня своей женой перед Богом и изливал на меня поток ласки и предсмертной тоски.
В это время у нас в гостях сидел князь Семизеров. Когда мне подали письмо, в гостиной были только мы вдвоем. Я прочла письмо и без чувств грохнулась на пол. Когда
Я с ужасом поняла, что письмо исчезло.
Князь заметил мой растерянный вид и, улыбаясь, показал на камин.
— Я видел, что письмо доставило вам горе, — произнес он, — а потому решил сжечь его. Если я сделал глупо, простите меня.
Взглянув в камин, я действительно увидала лист бумаги, уже превратившийся в пепел, и догоравший конверт.
Конверт я узнала сразу, и это меня успокоило.
Графиня умолкла, чтобы немного отдохнуть. Воспользовавшись паузой, Фрейберг налил ей легкого вина и предложил освежить горло.
Волнуясь, она последовала его совету и, когда волнение улеглось, продолжала:
— На самом деле этот негодяй не сжег письма. В огонь он сунул другую бумажку, а конверт, вероятно, кинул в огонь, когда увидел, что я очнулась, чтобы убедить меня в правдивости своих слов. Но… я долго не знала об этом.
Мое положение сделалось ужасным. Обдумав хорошенько, я решила сознаться во всем матери. Что тут было! И, как назло, домогания моей руки со стороны графа Сторжицкого делались все настойчивее и настойчивее. Через полмесяца после смерти Броннова он сделал мне официальное предложение.
Я уже была беременна, но конечно, никто пока этого не замечал.
Что мне было делать?
Не ответив Сторжицкому ничего определенного, я бросилась к матери, совершенно потеряв голову от стыда и ужаса перед грядущим позором.
Но родить незамужней было еще позорнее.
Поговорив со мной, мать куда-то ушла, а вечером, зайдя ко мне в комнату, она сказала:
— Дай свое согласие графу.
— Но… ведь он узнает все, — начала было я, но мать резко перебила:
— Ни другие, ни он не узнают ничего. Медицина и хирургия делают сейчас чудеса. Мы уедем в Париж, и граф поедет с нами. Там гораздо удобнее будет ускорить свадьбу, а в это время хирург сделает то, что нужно. Таким образом, ты родишь через восемь месяцев. Такие роды все назовут преждевременными и никто ничего не узнает, а граф будет убежден, что взял тебя девушкой.
Все сделалось так, как хотела моя мать.
Через два дня мы экстренно собрались в Париж, а через десять дней я обвенчалась с графом в посольской парижской церкви.
Операция заняла всего два дня, а результат получился настолько удачный, что графу даже в голову не пришло заподозрить меня в чем-нибудь.
Перед родами я вместе с матерью уехала в Лондон, и таким образом скрылось даже то, что я родила месяцем раньше. Я нарочно задержалась в Лондоне на три месяца после родов и не позволила мужу приехать ко мне.
Затем мы встретились, пожили еще около полугода за границей и возвратились
Сначала все здесь шло хорошо. Князь Семизеров был в своем имении, а кроме него никто не знал моей тайны. Но когда Петербург съехался, вернулся и он.
Однажды он приехал к нам с визитом. Мне сразу бросилась в глаза развязность, с которой он держал себя по отношению ко мне. Он смотрел на меня с нескрываемым вожделением, и счастье мое, что в эту минуту моего мужа не было дома.
Когда Семизеров встал прощаться, он произнес:
— Мне нужно поговорить с вами наедине.
— Зачем? — удивилась я.
— Так, — ответил он загадочно. — Помните только, что ваша судьба тесно связана со мною.
При этом он улыбнулся самой беспечной улыбкой и вышел, не дав мне опомниться.
Я ничего не могла сообразить. Но вскоре все выяснилось.
Через два дня, выйдя на улицу, я встретила князя. Он, видимо, ждал меня около нашего дома.
Когда я вышла, он быстро подошел ко мне, сунул мне в руку записку и, проговорив: «Очень нужно. Прочтите», исчез.
Отложив прогулку, я вернулась домой и прочла письмо.
«Последнее письмо Броннова в моих руках, — писал он.
— И взять его назад можете только вы. Завтра в три часа мой автомобиль будет ждать вас напротив Гостиного двора. Вы отличите его по нашему фамильному образу святителя Николая».
— Это было сегодня? — перебил Фрейберг.
— Да, — ответила графиня. — Волей-неволей я должна была прийти на свидание. Я хотела было ограничиться переговорами на тротуаре, но была так потрясена, что почти лишилась сознания, и он насильно усадил меня в экипаж.
— Куда же вы ездили?
— Не знаю. Улица, на которой мы остановились, глухая и неизвестная мне, а сидели мы в комнате, очень бедно отделанной.
— И что предложил вам князь?
— Он… он поставил мне условием, чтобы я отдалась ему.
— И вы…
— Я дала ему пощечину.
— Прекрасно! — воскликнул с восхищением Фрейберг.
— Но… я думаю, это вызвало с его стороны какое-нибудь новое требование?
Графиня покраснела, и глаза ее гневно сверкнули.
— Получив пощечину, он побледнел, а потом сказал: «Вы оскорбили меня, и теперь, вместо того, чтобы отдаться мне только раз, вы сделаетесь моей тайной любовницей надолго». Последний ответ он велел дать мне завтра. Автомобиль святителя Николая будет стоять в полдень около ресторана «Медведь».
— А письмо?
— Оно будет при нем.
— Прекрасно, — кивнул сыщик. — Выходите в назначенный час и садитесь в автомобиль.
— Но…
— Об остальном не беспокойтесь, — решительно произнес сыщик.
Графиня горячо пожала ему руку.
— У меня вся надежда на вас, — прошептала она взволнованно.
— И я постараюсь оправдать ее, — горячо ответил сыщик.
— А пока спокойно идите.
Накинув вуаль, красавица простилась с сыщиками и вышла.
— Итак, дорогой друг, немедленно примемся за работу!