Приключения Михея Кларка
Шрифт:
— Больше всего я люблю книгу Аллейона «Горе грешникам», — ответила Руфь, — это очень хорошая книга, и она принесла многим пользу. Неужели вы не доставили пользы своей душе и не читали этой книги?
— Нет, этой книги я не читал, — произнес сэр Гервасий.
— Да неужто не читал»? — поднимая брови и страшно удивляясь, воскликнула девушка. — А я-то-думала, что «Горе» читали все люди на свете. Ну, а «Спор верующих»? Эту-то книгу вы, наверное, читали?
— Тоже не читал.
— А проповеди Бакстера?
— Не имею понятия о них.
— А «Напиток духовный» Болля?
— Не читал.
Мистрис Руфь Таймвель, окончательно удивленная, воззрилась на нашего приятеля как на некое чудо.
— Простите, сэр, вы меня не сочтите, пожалуйста, невоспитанной, но я удивлена, — произнесла она наконец. — Где же вы жили? Что же вы делали, — чем занимались? Ведь эти книги даже уличным ребятам
— Говоря по правде, эти книги в Лондоне не в ходу, — ответил сэр Гервасий, — мы слушаем пьесы сэра Джорджа Эзриджа, мы любуемся периодами сэра Джона Соклинча. Вот наша умственная пища. Она, может быть, не так полезна для здоровья, как ваша, но зато легче усваивается. И затем, живя в Лондоне, можно развлечься и в то же время находиться в курсе науки и литературы. В кофейнях болтают о литературе, тем же заняты газеты. Кроме того, мы, лондонцы, бываем на собраниях поэтов и остряков. Два раза в неделю, по крайней мере, едешь в театр. Вы слушаете таких актеров, как Вандрог или Фаркхар, а эти господа свои люди в современной литературе. После театра некоторые идут к Грум-Портеру попытать счастья за зеленым столом, а те, кто не любит игры, отправляются в разные места. Тоги стремятся к «Кокосовому дереву», а виги — в Сент-Джемс. Это названия клубов, где опять-таки разговоры вращаются около литературы. Один хвалит ямбы, другой бранит анапесты, третий восхваляет белый стих, а четвертый уверяет, что без ритфмы поэзия погибла. В клубе люди ужинают и отправляются к Виглю или Слафтеру, где всегда можно найти и самого старого Джона Драйдена, и Тикеля с Клигревом и всю их компанию. Если вам угодно, вы можете слушать споры этих господ поэтов о трех драматических единствах и тому подобных материях. Признаюсь, меня эти вопросы не очень занимали, и мне было гораздо приятнее играть в кости, пить вино и…
— Гм, гм, гм! — закашлялся я.
Некоторые-из пуритан стали прислушиваться к словам сэра Гервасия; и глядели на него с нескрываемым неодобрением.
— Ваши рассказы о Лондоне меня очень заинтересовали, — произнесла пуританская девушка, — хотя я совсем не знаю тех людей, о которых вы говорите. Кстати, вы упомянули о театре. Я полагаю, что хорошие люди туда не ходят. Театр — это место неправедное, это западня, расставленная для людей дьяволом. Наш добрый и праведный мистер Балль объявил с кафедры, что театры суть собрания нечестивых и избранные места развращенных ассириан. Театры так же опасны для души, как и папские дома с колокольнями,. в которых проповедуется ересь.
— Хорошо и верно сказано, мистрис Таймвель! — воскликнул худой истый пуританин, сидевший направо от Руфи и внимательно прислушивавшийся к разговору. — Великое зло и грех заключается в этих проклятых театрах. Не сомневаюсь, что гнев божий снизойдет на эти притоны и будут они разрушены и уничтожены вконец вместе с развращенными людьми и погибшими женщинами, которые их посещают.
— Вы рассуждаете очень решительно, — спокойно произнес сэр Гервасий, — конечно, вы рассуждаете так потому, что предмет вам хорошо знаком. Будьте любезны сообщить, много раз вы бывали в театре?
— Благодаря Богу я никогда так далеко не отходил от истинной стези. В театрах моя нога никогда не бывала, — ответил пуританин, — я даже в этом великом решете духовном, которое называется Лондоном, никогда не был; надеюсь, впрочем, войти в него с мечом в руках. Вот только дайте нам войска короля разбить, а уж с этими театрами мы расправимся как следует. Кромвель удовольствовался только тем, что закрыл их, а мы их разрушим. Мы камня на камне не оставим и самое место, где они стояли, солью посыпем, чтобы весь народ знал, что здесь стояли эти вертепы.
Мэр, услыхав эти рассуждения, сказал:
— Вы правы, Джон Деррик, но мне кажется, что было бы приличнее, если бы вы говорили с гостями вашего хозяина более тихим голосом и менее дерзко. Кстати, о театрах, полковник… Это он правду сказал. Мы закрыли тогда все театры, мы не хотели позволить, чтобы между пшеницей росли плевелы. Вспомните, какие плоды приносили эти театры во времена Карла. Все эти Гвинны и Пальмери были паразитами и королевскими лизоблюдами. Вы бывали когда-нибудь в Лондоне, капитан Кларк?
— Нет, сэр, я вырос и воспитывался в деревне.
— Тем лучше для вас, — ответил хозяин и продолжал: — А мне вот пришлось побывать в Лондоне два раза: первый раз я был там в дни Жирного парламента. Ламберт привел свою дивизию в столицу, чтобы припугнуть коммонеров. Я стоял на квартире в Саузворке под вывеской «Четырех крестов». Гостиницу держал благочестивый человек, некто Джон Дольман. Я помню, что у нас с ним была весьма назидательная беседа относительно предопределения. И тогда, господа, в Лондоне царили спокойствие и трезвость. Уверяю вас, что любой человек мог тогда ночью идти от Вестминстера в Тауэр совершенно спокойно. Никакого крика и гама. Только и слышно было чтение молитвы и пение гимнов. Тогда в Лондоне был порядок. Бывало, только смеркнется — и на улице нет уже ни одного скандалиста, ни одной девки. Если кого и увидишь, так только степенного человека, который куда-нибудь по своему делу идет, или сторожевого с алебардой. Это, я вам говорю, было во времена Кромвеля. Второй же раз я попал в Лондон по такому случаю: правительство приказало срыть укрепления Таунтона. Я и сосед мой, перчаточник Фостер, были во главе депутации, посланной Таунтоном в Тайный совет Карла. И кто мог поверить, что в такой короткий срок в Лондоне произойдет такая перемена? Все гады, загнанные нами в свои норы, выползли на свет Божий и опоганили улицы и площади. Святые люди теперь не знали, куда деваться в Лондоне, и скрывались в домах. Да, мы увидали, что князь духов нечистых, Аполлион, царствует в Лондоне. Хорошему человеку не было возможности по улицам ходить. Или к нему какой-нибудь пьяница привяжется и в канаву столкнет, или накрашенная девка пристанет. Куда ни взглянешь, везде пестрота, фалбалы всякие, юбки раздуваются во все стороны, плащи в кружевах, шпоры звенят, перья на шляпах развеваются, повсюду ругательства и божба — нам показалось, что мы попали в ад. Вы можете себе представить, что делалось тогда в Лондоне, если даже тех, которые в каретах ездили, ухитрялись грабить!
— Это как же так? — спросил Рувим.
— А вот как. Я пострадал сам и могу поэтому рассказать вам все по порядку. Побывали мы с Фостером в Тайном совете. Приняли нас холодно. Оно и понятно: Тайному совету мы были так же приятны, как приятен сборщик налогов жене земледельца. А затем нас пригласили в Букингемский дворец к вечернему приему короля. Полагаю, что пригласили нас не из вежливости, а больше в насмешку. Мы было хотели отказаться, но боялись, чтобы король нашим отказом не обиделся, а ссориться нам не хотелось. А мы все еще рассчитывали на успех в нашем деле. Итак, пришлось ехать во дворец. Моя дома сработанная одежда мало подходила для дворца, но я решил ехать в ней. Купил я только новый черный жилет, отделанный шелком, да хороший парик. За парик я заплатил в лавке на Нью-маркете три фунта десять шиллингов.
Молодой пуританин, сидевший напротив, поднял глаза к потолку и пробормотал что-то укорительное для людей, приносящих «жертву Дагону». К счастью для молодого человека, вспыльчивый мэр не слыхал его бормотания.
— Парик — это, конечно, одно только тщеславие, — продолжал мэр, — вы меня извините, сэр Гервасий Джером, но я, при всем к вам уважении, париков одобрить не могу; у каждого человека есть свои собственные волосы. Надо только причесать их получше, ну, попудрить немножко и, поверьте мне, это куда лучше парика. Дело не в коробке, а в том, что в этой коробке содержится. Но нам с мистером Фостером пришлось вдаваться в эту суету. Мы наняли коляску и поехали во дворец. Едем мы по бесконечным улицам и беседуем, а беседа у нас была полезная и серьезная для души. Вдруг я слышу, кто-то меня дернул сзади за голову. Шляпа с меня соскочила и упала на камни. Я поднял руки, хвать себя за голову, ан парика-то и нет. Исчез парик. Ехали мы по улице Флит, и в коляске никого, кроме меня и моего соседа Фостера, не было, а он был так же изумлен, как и я. Стали мы искать, обыскали всю коляску, но нигде парика не было. Парик исчез бесследно.
— Ну и что же дальше? — спросили мы в один голос. — Куда же делся парик?
— Вот этот-то трудный вопрос и пришлось решать нам с соседом Фостером. Уверяю вас, что мы сперва подумали даже, что сделались жертвами дьявольского наваждения и что Бог нас наказывает за суетность и угождение и нами шутит злое привидение вроде Тедворского барабанщика, о котором тогда ходило много рассказов. Тоже немало болтали тогда еще ио замке с привидениями в Малом Бортме. Это недалеко отсюда, в Сомерсетском графстве. С такими мыслями мы обратились к везшему нас кучеру и рассказали ему о случившемся. Кучер слез с облучка и, узнав, что мы приписываем исчезновение парика нечистой силе, разразился глупым хохотом. Затем, подойдя к задку экипажа, он указал нам на разрез в одном месте кузова. Вор просунул руку в это отверстие и стащил с меня парик. Кучер рассказал мне, что в Лондоне есть целое сословие воров, которые занимаются только похищением париков. Они так и дежурят около парикмахерских заведений и следят за теми, кто купил хороший парик. Для того чтобы похитить парик, воры пускаются на разные хитрости. Могу вам прибавить, что мой парик так и пропал и найден не был и мне пришлось покупать другой. Иначе нельзя было предстать пред очи короля.